Анна Тимофеева-Егорова - Я Береза, как слышите меня
Меня наш начальник политотдела называл своей крестницей. Видимо, потому, что именно он взял меня из УТАПа в боевой 805-й штурмовой авиаполк. Бывало, просто подойдет, спросит: "Что новенького из дома пишут?" - и на душе вроде легче станет от доброго человеческого участия.
А письмо я получила, правда, не из дома, а от очень родного мне человека. От племянника Юрки. Его из Москвы эвакуировали в Саратовскую область, село Норки. Он написал, что живет в детском доме, что все хорошо, только вот очень тоненькие ломтики хлеба выдают на завтрак, а в обед очень жидкий суп картошечки маловато. Далее Юрка сообщал, что если я немедленно не заберу его на фронт, то он убежит сам, "Это мое последнее слово!.." - заявлял племянник.
Впоследствии Юрка действительно убежал. "Зайцем" в товарных поездах, в ящиках для угля он катил на фронт. Уже под Москвой его обнаружили железнодорожники и больного, грязного, исхудавшего, привели к матери на Арбат, в дом No 35.
Голубая линия
В конце мая 1943 года командир полка Козин построил весь летный состав на аэродроме и взволнованно сказал:
- Товарищи летчики! Кто готов выполнить особое задание командования Северо-Кавказского фронта, прошу выйти из строя.
Все летчики, как один, шагнули вперед.
- Нет, так не пойдет! - улыбнулся Козин. - Придется отбирать.
- Майор Керов, три шага вперед.
Павел Керов, командир первой эскадрильи, ветеран полка, мастер штурмовых ударов, вышел вперед...
Чуточку отвлекусь, невольно вспомнила рассказ о том, как в полку осталось всего-навсего шесть исправных самолетов, а поступил приказ любой ценой уничтожить переправу около станицы Николаевской на Дону. Пришлось поднять в воздух все машины. На боевое задание их повел майор Керов.
Охрана переправы была такой, что шансов на благополучное возвращение группы почти не оставалось. Керов, однако, перехитрил врага: он зашел на цель с тылу, разбил переправу и вернулся на свой аэродром всей группой.
С летной полосы его самолет отбуксировал трактор. Керов, рассказывают, шел рядом со штурмовиком, изрешеченным осколками вражеских снарядов, и - как раненого друга - поддерживал за консоль крыла.
Нас, молодых, майор удивлял завидным спокойствием, добротой. Он как-то больше походил на школьного учителя, а не на бесстрашного мастера штурмовых ударов. Никогда ни на кого комэск не повышал голоса. если кто провинился Керов только посмотрит как-то по-своему печально серыми с поволокой глазами, покачает головой и пойдет, раскачиваясь, как моряк, оставив подчиненного подумать о своем поступке.
-... Сухоруков, Пашков, Фролов... - обводя шеренгу взглядом, называл командир полка фамилии летчиков.
- Егорова, - услышала я свою фамилию. - Страхов, Тищенко, Грудняк, Соколов, Зиновьев, Подыненогин... - И все мы выходили из строя на три шага вперед.
Всего в группу командир полка Козин включил девятнадцать человек - трех комэсков, всех командиров звеньев и старших летчиков с боевым опытом.
Вскоре нас приняли командующий фронтом И.Е.Петров и командующий 4-й воздушной армией генерал К.А.Вершинин.
- Задача у вас, товарищи, по замыслу простая, а по исполнению очень трудная, - обратился к нам командующий фронтом, поправляя пенсне и немного заикаясь. - Нашим войскам предстоит прорвать Голубую линию фашистской обороны. Но прежде всего надо замаскировать наступающих - поставить дымовую завесу. Это сделаете вы, - генерал Петров внимательно посмотрел в мою сторону, и я даже плечи сжала, думаю, вот сейчас спросит: "Зачем здесь женщина?" Но взгляд командующего перешел на других летчиков, стоявших вокруг макета Голубой линии, - от сердца у меня отлегло.
А генерал продолжал говорить о том, что дымовая завеса должна быть поставлена своевременно и точно, чтобы ослепить противника, закрыть ему глаза на время, необходимое нашей пехоте для захвата траншей главной полосы обороны. Петров четко определил направление и время выхода самолета на цель.
Затем о том, как выполнять задание, нам рассказал генерал Вершинин. Лететь предстояло без стрелков, почти над землей, к тому же без бомб, без реактивных снарядов, без турельных пулеметов в задней кабине, пушки и пулеметы вообще не заряжать. Вместо бомб на бомбодержателях будут подвешены баллоны с дымным газом. Этот газ, соединяясь с воздухом, и образует дымовую завесу.
- Самое сложное в том, что нельзя маневрировать, - генерал Вершинин склонился над картой. - Вот, семь километров без маневра по прямой и на предельно малой высоте. Понятно, почему маневрировать нельзя?
- Получится рваная завеса вместо сплошной, - сказал кто-то из летчиков.
- А рваная завеса, значит, атака где-то захлебнется, - заметил Петров, поглаживая рыжеватые усы. - Поэтому завеса должна быть такой, чтобы через нее луч прожектора не пробился, - сплошной, ровной, как линейка!
- Действовать будите так, - продолжил Вершинин. - Как увидел, что впереди идущий выпустил дым, отсчитай три секунды - и нажимай на гашетки. Маневрировать - значит сорвать задание. Но лететь будете над огнем, под огнем, среди огня... Остается только пожелать доброй работы да счастливого возвращения.
Прощаясь, генерал Вершинин предложил:
- Если кто передумал, не стесняйтесь, откажитесь. Это ваше право. Нужно, чтобы полетели летчики, твердо верящие в то, что выполнят задание и обязательно вернутся на свой аэродром.
Никто из нас на предложение генерала не ответил.
26 мая, едва зарозовел восток, мы на полуторке отправились на аэродром, Михаил Николаевич Козин, всегда веселый, общительный, был мрачнее тучи. Не то сердился, что ему не разрешили лететь, не то переживал за нас.
А летчики? Каково было наше настроение перед столь ответственным вылетом?..
Гриша Ржевский. Вот он возится с котенком, своей новой причудой "талисманом", не желавшем сидеть за пазухой его кожанного пальто с меховой подстежкой. Мой брат Егор тоже любил животных. Мама, бывало, находила спрятанных под кухонным столом, забаррикадированных под кроватью котят, щенят с плошками молока. Поев, те начинали отчаянно мяукать, лаять, и мама гневалась, все грозилась побить Егора, да так и не могла собраться. Парень вырос, пошел в армию, а тут война. Не вернулся Егор домой. Погиб...
Коля Пахомов. Тихонько напевает про себя свою любимую:
Встань, казачка молодая, у плетня,
Проводи меня до солнышка в поход...
Толя Бугров. Этот о чем-то возбужденно рассказывает Валентину Вахрамову, и оба хохочут, как дети, держась друг за друга. будто и не предстоит никому через минуту-другую бросится в огненную метель.
Чему-то улыбаются голубые глаза Миши Бердашкевича. На его красивом от природы лице собралось столько рубцов от ожогов! Может, он вспомнил, как из госпиталя удрал в свой полк в госпитальной одежде?..
