Ольга Белан - Моя бульварная жизнь
И вот представьте мое изумление, когда вместе с машиной «ауди», положенной вроде бы по статусу как главному редактору газеты, мне назначают еще одного водителя! Да у меня Женя не всегда загружен и свободен по выходным, зачем мне второй?
Я была так возмущена, что понеслась на второй этаж к Уткину. Я просила вместо водителя разрешить нам взять на работу фотографа — вы можете представить, что такое издание, как «В-И» не имело в штате ни одного приличного фотографа? Зато в издательском доме была собственная студия, выхлопотанная и созданная еще тогда, когда Жилин и Костылин ходили в обнимку с фотоаппаратами. Фотостудия, конечно, дело хорошее, только большую часть времени она пустовала. Сидел один замороченный фотограф для дежурной съемки, а вот настоящих фотомастеров здесь никогда не было. Поэтому снимки приходилось заказывать в фото-банках и у известных фотохудожников — благо, гонорары позволяли купить практически любую иллюстрацию. Но собственный мастер — это нечто другое. Эх, Серега-Серега — работали мы с ним еще в «Успехе», как часто я вспоминаю его! В любую секунду был готов схватить свой кофр и мчаться в любую точку снимать, а утром уже приносил готовые классные карточки. Серега погиб при странных обстоятельствах — его нашли в озере близ какого-то пансионата, куда он приехал судить очередной фотоконкурс…
Уткин вежливо меня выслушал. Обещал подумать (читай: поговорить с Хозяином). Следом ко мне прискакал Костылин:
— Чего ты возмущаешься? Плохо тебе что ли — два водителя?
— Да я возмущаюсь, потому что не могу лишней ставки выпросить, чтобы взять достойного журналиста на работу, а здесь два водителя на одну машину.
— Ты же не последняя дурочка, понимаешь, что учредители держат водителей для себя: вот они приедут, и кто-то должен их возить.
— Да они раз в сто лет приезжают! А зарплату водители получают побольше, чем корреспонденты.
— Тебе какое дело? Ты что — из своего кармана платишь? Я тоже предлагал Хозяину отказаться от такого огромного парка, гораздо дешевле будет брать самую пафосную машину в ренту на время его пребывания, хоть кадиллак, хоть мерседес. Но он человек консервативный, хочет, чтобы все было так, как он привык. А ты успокойся, это не та тема, чтобы орать на всех углах.
Вообще-то он прав. Чего это я раскудахталась? Какое мне, право, дело, на что эти богатые люди тратят деньги? Сиди на своем шестке и помалкивай.
Я и помалкивала.
Тревожная осень
Первые задержки с выплатой гонораров начались в сентябре. Я уже упоминала, что часть денег — в том числе и авторских гонораров за опубликованные статьи в газете, издательский дом выплачивал наличными в конвертах. Наличкой платили также часть зарплаты менеджерам старшего звена — в том числе мне, моим замам, Главному Художнику — наверное, еще и руководителям издательства и его служб. Зарплата являлась тайной за семью печатями, и я не знала даже, сколько получают в конвертиках мои замы.
Что касается моей зарплаты — тут тайны никакой нет. Хозяин еще при назначении меня главным редактором спросил, сколько бы я хотела получать. Я была сама скромность: 10 тысяч долларов. Это были нормальные деньги, даже небольшие для редактора миллионного издания. В каком-то медиажурнале пару лет назад опубликовали зарплаты главных редакторов ведущих российских изданий. Не помню точно цифр, но помню, что моя зарплата оказалась самая низкая, хотя издание, которое я возглавляла, было самым тиражным. Я пыталась намекнуть на это Хозяину, но он старательно уходил от разговора. А просить я всегда плохо умела.
Самой вожделенной частью заработка в издательском доме, как я уже говорила, всегда был гонорар. Кто не знает, журналистика вообще живет за счет этих выплат, а многие журналисты вообще имеют единственный доход от публикации статей в разных изданиях.
Я оставляла часть гонорарного фонда в сейфе — оплатить какие-то срочные дела. Сайкинских информаторов, например. Междугородние переговоры Юрика, который часто летал на всякие фестивали. Ему же я из этих денег оплачивала так называемые представительские — ведь актеров, чтобы хоть как-то уговорить на интервью, приходилось поить и кормить в ресторанах — они, кстати, все без исключения очень уважают халяву. Мы приплачивали и некоторым пресс-секретарям, чтобы они нам первым сливали всякую любопытную информацию. Из этих денег я платила тем, кто по роду деятельности не мог зарабатывать гонорар — нашим архивариусам, которые пахали день и ночь за мизерную зарплату и приносили массу идей и информации в газету, сортировщице писем, которая тоже получала три копейки и одна воспитывала ребенка. Да много чего было — я бухгалтерии никогда не вела. Считала, что главный редактор вправе распоряжаться этим гонорарным фондом по собственному разумению, раз уж его назначили и доверили.
Но знала и другое — я ведь много лет работала, что называется, по ту сторону баррикад, и потому знала, что коллектив всегда недоволен зарплатой и гонорарами, и всегда будет это обсуждать. На чужой роток не накинешь платок. Иногда о недовольстве коллектива мне говорила Жози — она каждый день ходила в столовку с молодежью, да и вообще постоянно крутилась в коллективе. Тогда на ближайшей планерке я начинала показательные выступления: каждому, кому выдавала деньги из гонорарного фонда, задавала вопросы: когда, сколько и за что он их получил. Процедура была долгой, народ в конце концов начинал роптать: «Хватит об этом, давайте уже планерку проводить!»
Была еще одна забавная фишка, которую я пресекла, став главным редактором. Придумала эту практику Ясная. Когда журналист получал гонорар, он потом ходил по редакции и раздавал деньги тем, кто помогал ему этот материал придумать или написать. Я сначала не могла понять, что за рынок устраивается в стенах редакции в день выплат? Оказывается, Юля отдавала столько, сколько считала нужным переводчику — он помог ей перевести статью, архивариусам — они придумали какую-то тему, коллеге за то что помог повернуть тему оригинальным образом — ну и так далее. Когда я со всем этим разобралась, сразу же вызвала Ясную и тихо и мирно предложила узаконить эти поборы. Выплачивать всем, кому полагается, через гонорарную систему. Понятно, что в этом случае Ясной доставалось бы меньше денег, но она почему-то не возроптала и в Америку звонить не побежала.
Она напоминала мне голенастую героиню фильма Климова «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен» — была там такая героиня без имени, которая бегала докладывать начальнику лагеря Дынину о всяких провинностях пионеров. Наш Дынин жил далеко, и за всех пионеров получала нагоняй я, их пионервожатая.
