Владимир Карпенко - Щорс
Шел тот на год старше, но это не мешало им водить одну компанию. Из Чернигова Никита. Помнил, по окончании его направляли в военный госпиталь, за крепостной вал. Укорял сам себя: до сей поры не проскочил на Гору. Четыре года! Приказав помощнику выкликнуть того из приемной, с напряжением глядел на дверь.
Ввалилось человек пять. Ба! Еще один — Петруня Андрей. С этим и вовсе был близок. Сдерживаясь, чтобы не кинуться на шею, крепко жал однокашникам руки, выискивая взглядом в возмужалых лицах сохранившиеся мальчишеские приметы. Находил, восстанавливал в памяти. У Андрея шрамик над бровью давний; глубокая морщина, похоже как ножевой порез, разделила на равные доли выпуклый лоб. Не было ее…
— Бороду к усам выкохал, — оголял в улыбке обкуренные зубы Петруня. — И не угадать. А был чистеньким, румяным хлопчиком…
— Возмужал, — нашелся Никита Буряк.
Однокашники щадили. Выводя их из неловкого положения, Николай перевел разговор на давнее. Школа, как и госпиталь, существует, но едва тянет ноги. Тот же и начальник, генерал Калашников; постарел, правда, до ветхости. На месте многие воспитатели, врачи; перебрали всех по кличкам. Николай, не выбиваясь из веселой беседы, мельком окидывал бумагу, подсунутую Петруней. Нужда, нужда. Нет дров, нет госпитального белья, нет медикаментов, нет продовольствия… В палатах до сотни больных.
— Петлюровцы? — спросил он.
Напряженное молчание разрушил самый пожилой из просителей, с голым теменем, бритый кругом старикан, с густыми темными клочками бровей. Представили как врача. Не помнил его; ни в школе не видал, ни в госпитале на практических занятиях. Обдавая горячим дыханием стекла пенсне, шевеля бровями, напомнил с укором:
— Гражданин комендант, долг врача… выше всякой политики.
— Лаврентий Капитоныч! — ухватил его за рукав Петруня. Виновато моргая припухлыми веками, сглаживал: — Это всего — до сотни. С красными. А из тех., и двух десятков не оставалось. Кого надо, Петлюра эвакуировал.
— Напрасно встревожились, — успокоил Николай. — Долгу врача нас вместе обучали… Правда, не помню, чтобы долг отрывали от политики.
Получив охранное свидетельство, ходоки покинули кабинет.
Поздно вечером в комендатуру нагрянул с какими-то гражданскими Шафранский. Высокий, смуглолицый, с роскошной черной шевелюрой, он с первой встречи лег на душу Николаю. Еще в Стародубе того назначили политическим комиссаром в Таращанский полк. Видя, что у Барабаша не клеится, все чаще поглядывал на Шафранского, общительный, жизнерадостный, таким людям легче пробиваться к красноармейским сердцам. С Барабашом расстался без сожаления. Получив приказ о сведении таращанцев и богунцев в бригаду, настоял об утверждении военкомбригом его.
— Кого привел! — ослепляя с порога улыбкой, заговорил громко Шафранский. — Сотрудников Украинского телеграфного агентства. УТА называется. Не могут тебя прихватить. Все подступы на Крещатике перекрыли к комендатуре, «форд» твой ловят.
— По Крещатику пешком я хожу.
— Не хмурься, Николай Александрович, нужен им комбриг, не комендант. А признаться, и сам я рад глянуть, В штабе не появляешься. Засосало…
Выйдя из-за стола, хозяин усадил сотрудников УТА к кафельному камину, недавно прогоревшему.
— Товарищ Щорс, — с лету навалился рыжебородый толстяк в волчьей дохе, пристраивая на коленях пухлый, затасканный блокнот, — нарисуйте, пожалуйста, в общих чертах картину наступления советских войск на Украину вообще и на Киев в частности.
— Исчерпывающий ответ вам могут дать только в штабе фронта.
Шафранский, оглаживая ладонями теплый кафель, кивал: давай, мол, иначе от этого народа не отбояришься. Пришлось рисовать «общую картину». Еще с лета 18-го в районе Курска началось формирование группы войск Курского направления. А с ноября повелось наступление по всему Украинскому фронту.
— Из кого комплектуются советские войска? — спросила единственная среди журналистов женщина, молодая, с нервным худым лицом.
Николай понимал тайный смысл вопроса: одолевают черные слухи не только мещан.
— Преимущественно из селян. Рабочих мало. По пути наступления к регулярным частям присоединялись партизанские отряды, организованные подпольными ревкомами. Отряды эти сливались с армией.
— Как осуществлялось наступление? — рыжебородый в дохе будто сушняку подбросил в костерок.
— Наступление на Украину велось по двум направлениям: Киев и Харьков. На путях к Киеву мы не встречали особого упорного сопротивления. Более или менее крупные боевые столкновения происходили в Городне, Седневе, Чернигове, Бахмаче, Нежине, Краснове, Дымерке, Богдановне и Семиполках.
— В иных из этих мест бои были упорные и напряженные, — не утерпел Шафранский. — Бывало, немецкие гарнизоны помогали петлюровцам.
— И что в таких случаях?
— Немецкие части обезоруживались и отправлялись на родину. Петлюровцы целыми куренями переходили на нашу сторону. Не принимали их, так как бойцы относятся с презрением к перебежчикам. Распускали по домам.
— О боях за Киев несколько слов, — подали голос.
— Бои за Киев велись в районе Броваров. Сопротивление оказали сечевые стрельцы. Сечевики самые стойкие части в войсках Директории. От Броваров пути к Киеву были свободны. В феврале мы вступили в город.
Последние слова Николай говорил уже на ходу, направляясь в боковую дверь, откуда делал жесты дежурный телефонист.
Фронт звал.
Богунцы и таращанцы, отдохнувшие, добыв в последних боях — как награду — свои наименования, выступили в поход. Мало удавалось поспать самому комбригу. Комендантская жизнь оказалась колготной, сутолочной, ночью даже не распоряжался собой. Очутившись в своем штабном вагоне, за десять суток Николай впервые заснул как убитый.
Среди перегона в вагон влезли таращанцы. В салоне стало тесно. Один Боженко занял пол-лавки в своем романовском кожухе.
Докладывал Данилюк. Прикрепив в простенке карту, разрисованную цветными карандашами, он раскрывал общую стратегическую обстановку на Правобережной Украине, касаясь своей и чужой сторон. Сведения его самые свежие — вернулся из штаба дивизии. Николай, оторвавшись от дел фронта, теперь слышал многое впервые; события меняются каждый час как на фронте, так и в тылу. Вести добрые: петлюровские войска, не принимая боя, бегут на Фастов, Житомир, Винницу, Умань. Сколачиваются группировки противника в районе Житомир — Бердичев, где верховодит атаман Коновалец, тысяч за 10 сечевиков, под Уманью атаман Волошенко собрал 15 тысяч; на левом фланге, в районе Коростеня, сосредоточено 6 полков. Сам Петлюра с Директорией прижились в Виннице.
