Генри Харт - Венецианец Марко Поло
Пьяцца, которая мальчишке Марко некогда казалась столь просторной, теперь тоже сократилась и сжалась — гигантские площади и дворы монгольского владыки были куда больше. Марко нередко приходилось взбираться по крупным ступеням Башни Колокола и Башни Барабана в столице Хубилая. С башен он видел перед собою великое множество сверкающих черепицей, вогнутых по углам крыш, видел огромные парки и сады Ханбалыка: откуда-то из-за этих кровель и парков солнце всходило и за них же опускалось по вечерам. Какой маленькой казалась ему теперь Венеция — всего лишь горстка строений, окруженных морем.
Перестанет ли когда-нибудь тревожить душу Марко былое, исчезнут ли эти призраки, всюду витавшие над ним и лишившие его счастья здесь, на родине, где все должно быть для него полным радости? Марко прожил в Восточной Азии слишком долго. И хотя он, надо думать, отчетливо не сознавал этого, прошлому возврата не могло быть. Старую Венецию, Венецию его детских лет ему уже не вернуть. Трещина ушла чересчур глубоко, разлука была чересчур долга. И никогда уже не суждено Марко примирить и сомкнуть в единое целое две его разные жизни, никогда не стать таким же венецианцем, как и его земляки. К сердцу и разуму Марко протягивал свои нежные, но сильные руки повелитель Восток — не слушать его было нельзя, как нельзя ни забыть, ни отринуть: слишком хмельны, слишком могучи были его чары.
Ночами Марко одиноко бродил по улицам и смотрел на плывущую в небе, славно фонарь, луну, на серебряные и золотые звезды. Они напоминали ему веселый, красочный праздник фонарей в Катае. А когда море было спокойно и черно, как бархат, отблески звезд на воде походили на светляки, горевшие на камфарных деревьях у далеких храмов; в Китае Марко не раз видел, как таких светляков жаркими летними ночами мальчишки носят в коробках. Когда же оконные стекла и гладь каналов рябил дождь, он нашептывал о дождях в Ханчжоу: там, точно дымкой, сетью струй затянуты и тоненькие ивы, и сливы, и высокий бамбук, жизнь там в такие часы прекрасна; укрывшись в саду под скалой, сидишь весь день со старыми друзьями и пьешь чай. Минутами чудилось, что перед глазами уже не венецианские каналы, а каналы Сучжоу — мосты выгибали спину, стаями плыли лодки, плотно прижимаясь друг к другу.
Венеция казалась Марко раздетой — в ней не было стен, которые окружали бы ее, укрывая ее красоту от чужих взоров. В Китае все жили за стенами, дома там не теснили друг друга, там всегда был простор — в Венеции, напротив, земли не хватало, каждый фут старались занять для жилья или торговли.
Несмотря на поражение, понесенное Венецианской республикой в Константинополе в 1261 году, ее территория расширилась, а правительство республики, к тому времени несколько преобразованное, по-прежнему активно действовало в Восточном Средиземноморье — оно то вело мелкие войны, то натравливало друг на друга соседей и всюду заключало договоры о торговле и дружбе.
Во времена своего детства Марко никогда не видел золотых монет, но пока он был на Востоке, Венеция, в гордыне своей, решила изготовлять дукаты из чистого золота: их чеканили в Дзекке — венецианском монетном дворе. Золотые дукаты быстро получили распространение во всех восточных странах и стали играть там роль стандартной монеты; на Востоке же они были прозваны «дзекинами». И хотя такая монета уже исчезла, слово продолжает жить: «цехин» знают все языки. Само слово «Дзекка» свидетельствует о давних и долгих торговых связях Венеции с Востоком, ибо венецианцы заимствовали слово для наименования своего монетного двора у арабов: арабское «sikkah» значит «штамп» или «печать».
Венеция расширяла торговлю и с Западом. Войны европейских принцев и королей, забитость народа, презрение знати к любому роду занятий, кроме военного дела, — все это давало в руки венецианских судовладельцев и купцов, соперничавших только с генуэзцами и тосканцами, большие возможности. Торговать с феодалами Запада приходилось необычным способом, так как они без колебания хватали и грабили, где только могли. Купцам постоянно требовалась большая охрана. Чтобы графы и бароны — лучшие клиенты венецианцев — были в добром расположении духа, венецианские купцы брали в свои торговые путешествия труппы музыкантов, клоунов, акробатов, а также везли редких зверей и с их помощью забавляли сеньоров, с которыми заключали сделки или по землям которых хотели спокойно проехать. Венецианцы забирались всюду. Они прошли весь Дунай, от устья до истоков. Венецианские корабли можно было видеть во всех портах Атлантики, от юга до крайнего севера. Венеция была связана торговыми договорами с Марселем, Антверпеном, Лондоном и другими городами и везла туда на продажу свои товары. Любопытно, что во времена Марко Поло одна из статей этих договоров освобождала дожа ото всех поборов и налогов на те товары, которыми он торговал. В эпоху, когда вельможи и короли презирали торговлю, глава величайшей торговой империи открыто пользовался своим высоким положением, чтобы набить себе кошелек.
Стараясь завязать торговые связи всюду, Венеция не забыла даже неверных, которые разоряли прибрежные христианские города в Азии. Венецианцы дошли до того, что все письменные соглашения с сарацинами начинали со следующей фразы: «Именем Господа и Магомета». Рим решил, что это уже явный грех, и в 1307 году папа Климент V запретил всякую торговлю с мусульманами. Буллу Климента игнорировали, но она привела к неожиданным результатам. Немало венецианских купцов, умирая, стали каяться в нарушении этого запрета; нередко каялись потому, что в противном случае духовник не соглашался отпустить грехи. Чтобы умереть с миром, грешник обычно завещал свое имущество церкви, «и таким образом менее чем через пятнадцать лет апостольское казначейство стало кредитором всего купечества в самом богатом городе на свете».
Жизнь в Венеции била ключом. Спрос на ее товары за границей рос, возникало множество ремесленных мастерских, привозили мастеров из других стран, огромной мастерской стала по сути вся Венеция. Уже названия венецианских улиц говорят о разнообразнейших занятиях жителей. Своей собственной рабочей силой Венеция обойтись не могла; Далмация поставляла и ей самой и ее колониям воинов, матросами на бесчисленных венецианских кораблях были уроженцы островов. Марко тщетно разыскивал в Венеции стеклодувные мастерские, которые его так занимали в детстве. Отстав в своем развитии от общего прогресса, они захирели и по приказу Большого совета были переведены на остров Мурано, за венецианской лагуной.
Мало-помалу Марко осознал, что если он хочет спокойствия души, то от мысли вновь ехать в чужие страны он должен отказаться. А здесь ему оставалось пока одно удовольствие: прогуливаться по набережным и площадям да глядеть на шумные стаи голубей у собора святого Марка, вспоминая, как он выпускал в Ханбалыке из своего окна таких же вот голубей, только с подвязанными к перьям маленькими свистульками, которые во время полета издавали чудесные звуки. Его земляки и не слыхали о всяких тонкостях, которые он познал в бытность в Китае, но он должен был применяться не к своим привычкам и взглядам, а к привычкам и взглядам земляков. Постепенно он окунался в венецианскую жизнь и начинал что-то делать. Уходить на покой было рано, а возвращению в Левант не благоприятствовала обстановка. Начиная с 1291 года, когда сарацины наголову разбили христиан под Акрой, торговля в восточном углу Средиземноморья становилась все более затруднительной. Но Марко был не из тех людей, которые могут сидеть сложа руки, безучастно ко всему окружающему. Скоро он, по-прежнему оставаясь богатым холостяком, был уже занят по горло — покупал и продавал, осматривал и оценивал товары и на складах и на набережных.
