Принцесса Диана - Принцесса Диана. Жизнь, рассказанная ею самой
Но проходит время, и все возвращается на круги своя, я снова встречаюсь с теми, кто озабочен только светским, внешним успехом, чьи интересы ни в какой мере не связаны с трагедией девочки Хелены и многих других несчастных, окунаюсь в веселую, суетную жизнь и на время забываю дрожь в коленях от сознания, что под ногами может оказаться мина.
Но только на время, теперь это всегда со мной. Даже за весельем и смехом, за оживленной внешностью внутри остался тот страх минного поля и понимание, что если я могу что-то изменить, то должна это делать.
Жить вот такой раздвоенной нелегко. И рассказать никому нельзя, снова решат, что у Дианы паранойя. Нет у меня паранойи, а вот бояться я действительно стала еще сильнее. Когда-то снилась Камилла, теперь снится авария…
Я изменилась
Еще совсем недавно, год назад, для меня самым важным казалось сохранить свой статус члена королевской семьи, чтобы меня именовали Ваше Королевское Высочество.
Сейчас я понимаю, насколько это ненужно и неважно.
Что произошло за год? Очень немногое и очень много. Некоторые события и встречи с людьми перевернули мою жизнь. Теперь я другая, прежняя Диана осталась там, в прежней жизни. Нет, конечно, я не изменилась полностью, это невозможно в один день, но я стала иной. И смею надеяться, новой леди Дианой могут гордиться мои мальчики – Уильям и Гарри. И это для меня главное.
В Лондоне снова встретились с Хаснат Ханом. Теперь уже от него самого я услышала, что он никогда на мне не женится. Это самая большая рана за последний год, она могла бы перечеркнуть все, к чему я пришла, но я вдруг с изумлением поняла, что сильнее даже этого!
Независимый Хаснат оказался не менее зависимым, чем остальные. Он испугался. Нет, не того, что потеряет работу, как Мэннеки, не того, что его отправят подальше от Англии, хорошего хирурга с удовольствием приняли бы в любой стране, тем более я договорилась с Кристианом Барнардом. Хаснат испугался моей известности, хотя она могла принести деньги в клинику, где он работает, помочь его больным. Он испугался меня самой, моего напора.
И это самое страшное. Я одна, совсем одна и всегда буду таковой. Мои мальчики уже выросли, вот-вот станут самостоятельными во всем, я нужна им как воспоминание, пришло время советоваться мне с ними. Но я не хочу обременять их своими проблемами, своими бедами. Никого другого, чтобы стал душевной опорой, я искать не буду. Если уж Хаснат, ради которого я готова была стать мусульманкой, не нуждался во мне, то кому же я нужна?
После месяцев надежд не столько на новое замужество, сколько на понимание и поддержку получить полный отказ… Если бы Хаснат хотя бы смягчил свои слова, оставив хоть малейшую надежду на будущее… Нет, так было бы даже хуже, я бы продолжала надеяться и жить мечтами, а жить мечтами опасно, реальная жизнь оказывается совсем иной.
Я очень хотела стать женой Хаснат Хана и вместе с ним бороться за человеческие жизни. Если бы он позволил быть операционной сестрой и просто вытирать пот с его лба во время операции, я бы молча вытирала, но он не захотел.
Хаснат не смог бы защитить нашу семью от любопытства фоторепортеров, не смог бы оградить меня, наших будущих детей и моих мальчиков от любопытства, а жить под вспышками камер не хотел.
Я думаю, он просто не любил меня так сильно, чтобы попытаться это сделать. Если человек любит, он не станет обращать внимания на возню вокруг. Меня не любил никто из мужчин, бывших рядом. Со мной только сыновья любовь Уильяма и Гарри.
Совсем недавно я закатила бы истерику, попыталась удержать Хасната, страшно переживала бы. Совсем недавно, но не сейчас, сейчас я спокойно отпустила его на волю. Нам не по пути, пусть будет счастлив с той, которую выберет… Конечно, мне больно и горько, конечно, я немало пролила слез, но ни страдать новыми приступами булимии, ни вскрывать вены не стала. Новая Диана знала что-то про себя такое, что не позволило прибегнуть к суициду.
Хаснат стал выговаривать мне, что я умерла, подорвала свою репутацию одним присутствием на яхте Аль-Файедов, тем, что приняла ухаживания Доди. Если бы Хаснатом двигала ревность, я просто бросилась бы ему на шею, забыв об отказе жениться на мне. Но я хорошо видела, что он и впрямь озабочен тем, что станут говорить в прессе! Может, еще и о реакции королевской семьи подумал?
Хаснат Хан оказался такой же, как все! Он видел принцессу Диану, а не просто Ди, он «заботился» о моей репутации куда больше меня самой, он боялся моей популярности, моей известности, он боялся стать объектом охоты для папарацци.
И я снова осталась одна, сыновья, уехавшие в Балморал, помочь ничем не могли.
Я нашла себя. Будучи ненужной собственному мужу и королевской семье, я оказалась очень нужна тысячам, а может, и миллионам людей на всем свете. Скольким я улыбнулась, скольким пожала руки, скольких просто погладила по плечу, по щеке, скольких детей обняла!..
Когда-то я сказала, что хочу стать королевой людских сердец. Я уже никогда не стану королевой Великобритании, но это не важно, а вот королевой сердец могу стать.
Никто не увидел главного: я изменилась! Всем им, оставшимся в моей прошлой, почти ненужной жизни, не понять этих изменений.
Что-то почувствовал Гарри, но для него я прежде всего мама. Что-то понял Уильям, но и он не смог понять до конца, да и как можно, если я сама еще не поняла.
Я так долго шла к главному решению своей жизни… наделала столько ошибок и набила столько синяков и шишек, так измучилась…
Я очень хотела стать королевой людских сердец. Кажется, это произошло: стоит появиться где-либо, и навстречу устремляется множество людей, даже там, где меня почти не знают. В больницах среди несчастных по всему миру большинство никогда не слышали об Англии, не только о принцессе Диане, но они верят мне, слушают, пожимают руки, смотрят с надеждой, словно своим появлением я способна излечить их язвы и вернуть потерянные конечности, снять страшную боль, облегчить страдания.
Это дорогого стоит, я дорого и плачу – одиночеством. Принцесса Диана нужна очень многим, но я сама – никому, кроме моих мальчиков. Пришла мысль: что, если вдруг умру завтра, вспомнит ли хоть кто-нибудь уже послезавтра, что я вообще жила на свете?
В июне незадолго до каникул моих мальчиков я была в Нью-Йорке и в Бронксе встретилась с матерью Терезой. Мы уже встречались в Риме, тогда мать Тереза поразила меня настолько, что я долго не могла забыть ее глаза, ее голос, ее слова.
Ничего особенного, кажется, обычные монахини, тихие, ласковые… Сама мать Тереза маленькая, как ребенок, да и остальные тоже невелички, они не доставали мне до плеча. Старческие лица, белые одежды с двойной синей полосой, мужские сандалии на ногах… И глаза… Не старческая рука, вложенная в мою руку, даже не удивительный тихий голос, больше всего меня поразили подслеповатые глаза…
