Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика
Это было в ночь под Новый год. На дворе мороз, метель, а в вагоне Кобозева тихо, тепло и светло. Дверь его купе открыта, окно занавешено, на столике догорает одинокая свеча, тикает пузатенький будильник.
Просматривая какие-то бумаги, Кобозев в задумчивости поглаживает бородку. Увидев меня, он отрывается от бумаг и спрашивает, что мне нужно. Я объясняю цель своего прихода и показываю на стоящего рядом со мной арестованного.
- Давайте его сюда!
Кобозев пристально посмотрел на вошедшего в купе человека.
- Садитесь и рассказывайте все, слышите, все, без утайки!
Но тот, уронив руки на колени и уставившись в одну точку, молчит.
- Ну, так как же? У меня нет времени играть с вами в молчанку. Если не желаете отвечать, можете идти. Уведите его!
- С. кем имею честь? - проговорил арестованный, и лицо его стало серым.
- Комиссар ВЦИК и Совнаркома.
Арестованный с удивлением смотрит на Кобозева. Кобозев улыбается.
- Ну-с. А я, с кем я имею честь?
- Беспартийный офицер русской армии...
"Путешественник" хотел сказать еще что-то, но Кобозев остановил его:
- В классовом обществе беспартийных не существует! Мировоззрение человека, да будет вам известно, всегда определяется его партийностью.
Затем Кобозев кому-то позвонил и попросил заняться офицером, а меня поблагодарил и отпустил.
* * *
Семенов допил остывший чай и снова заговорил своим характерным глуховатым баском:
- В своей жизни я насмотрелся различных приключенческих фильмов: тут тебе и ограбление банков, и домашних сейфов миллионеров, и похищение дам, и нападения на почтовые вагоны. А в империалистическую войну в кино показывали дипломированных шпионов. Эти сверхчеловеки должны были изумлять зрителя фантастическими трюками: ловко одурачивать хранителей военных тайн, похищать планы и вообще делать все, что угодно создателям фильмов. И вот что еще характерно: каждый раз с экрана смотрит на тебя одно и то же лицо, если оно, конечно, не в маске: это молодой человек с выразительными, сверхволевыми чертами. Он остроумен, находчив, обладает необыкновенным умом и феноменальной памятью. И ничто не в силах сломить его железную волю, загнать в тупик. На все случаи жизни у него есть готовое решение... Как вы думаете, на кого рассчитаны такие фильмы?
- На дурачков! - выпалил Карл. - Это есть глупая выдумка.
- А ты как думаешь? - Семенов дружески похлопал меня по плечу.
- Думаю, что Карл прав, - это неумная подделка. В будущем, может быть...
- Штамп самой низкой пробы! - поддержал меня Карл. - Разведчику положено быть с неприметной внешностью: сегодня увидел, а завтра забыл, как он выглядит.
Семенов хитровато посмотрел на Карла.
- Стало быть, разведчиком может стать каждый?
- Да нет же, - попытался уточнить Карл. - Память у разведчика должна быть хорошая - вот что очень важно. Затем, конечно, хладнокровие, находчивость. Но при всем при том разведчик - это нормальный человек, а не какой-то феномен вроде Шерлока Холмса.
- Недавно я был в Самаре, - выслушав Карла, продолжал беседу Семенов. Иду по Дворянской, и вдруг из-за угла навстречу мне офицерик при всех доспехах - шашка, револьвер и даже шпоры... Он так резко повернулся, что на тротуаре осталась шпора. Мне бы не обратить внимания на это и пройти мимо. Но я на какое-то мгновение утратил чувство самоконтроля, о чем тут же пожалел. "Ваше благородие, изволили обронить", - говорю я и подаю офицеру шпору. Смущенный офицер берет шпору, благодарит меня и протягивает деньги: "Это, голубчик, тебе на чай. Бери, бери". Но я отстраняю его руку. И тут происходит непредвиденное.
"Большевик? А ну марш за мной!" - кричит он и выхватывает револьвер... Вот и весь эпизод. Скажи, Дрозд, как бы ты поступил на моем месте?
- Судя по обстановке... - уклончиво ответил я.
- Это не ответ. Подумай, но помни: у меня на размышление было меньше времени, чем теперь у тебя.
- В селе Исаклы я оказался в не менее затруднительном положении, ответил я примером на пример, - и если бы не стукнул легионера, не имел бы удовольствия видеться сегодня с вами.
- Ты по-прежнему уходишь от ответа. Что же касается твоего случая, то, видимо, у тебя не было другого выхода. Но это грубая работа. А вот послушай, как вышел из положения я. "Слушаюсь, ваше благородие, но могу следовать за вами только до дома госпожи Курлиной, в подвале которого меня ждут те, кто попадает в ваши руки". - "Неужто обознался, - заикаясь, проговорил офицер. Выходит, ты из охранки". И со шпорой в руке быстро исчез из моего поля зрения. А растеряйся я, пропал бы...
Внизу раздались звуки рояля. Бывшему командующему войсками Симбирской группы Иванову, видимо, наскучило сидеть без дела, и он заиграл созвучную его настроению мелодию "Что день грядущий мне готовит...". Сначала робко, затем все увереннее, громче...
- Будто и не глупый человек, но какой-то наивный, - заметил Семенов. Дрозд, пойди и скажи их благородию, что ничего плохого грядущий день ему не готовит...
Увидев меня, Иванов перестал играть и пошел мне навстречу.
- Как вы думаете, меня долго продержат здесь на положении арестованного?
- Отбросьте дурные мысли, наберитесь терпения и помните, что сказал по такому же поводу товарищ Дзержинский.
- А что он сказал?
- Лучше тысячу раз ошибиться в сторону демократии, чем осудить одного невиновного.
- Вот как! Спасибо за обнадеживающие вести! - Иванов заметно оживился. Отстегнув ремешок, на котором офицеры носят кортик, он свернул его колесиком и сунул мне в руку. - Возьмите на память о нашей встрече... Ну прошу вас, возьмите!..
С "ковбоем" Горличко
Утром я отправился на вокзал. По улицам ветер гнал обрывки старых газет и военных приказов - все, что осталось от мятежа Муравьева.
Задание, которое я получил, обязывало меня выявлять контрреволюционные элементы в прифронтовой полосе Волго-Бугульминской железной дороги и не оставлять без внимания враждебную Советской власти пропаганду, вроде той, что я наблюдал в вагоне по пути в Симбирск.
Комендант станции сказал, что вот-вот отойдет на фронт эшелон сводных отрядов интернационального батальона.
В раскрытой настежь двери теплушки начальника эшелона колыхалось алое знамя. У вагона толпились военные. В дверях появился атлетического телосложения мужчина в широкополой ковбойской шляпе. На нем были шелковая куртка в клетку, бриджи и желтые краги, на поясе - парабеллум. Выразительно жестикулируя, он с кем-то горячо спорил, коверкая русские слова, затем, взмахнув руками, легко спрыгнул на землю.
Залюбовавшись "ковбоем", я не обратил внимания на стоявшего недалеко от меня красноармейца в новенькой гимнастерке и больших не по ноге ботинках, с санитарной сумкой через плечо.
