Тур Хейердал - По следам Адама
В тот вечер я никак не мог заснуть в тесном гостиничном номере. Мысли роились у меня в голове. С какими глазами я выйду к людям завтра утром? Каким образом я смогу опровергнуть газетную клевету? Отчаявшись заснуть, я решил почитать. Но у меня не было с собой никакой книги. И тогда я открыл ящик комода. Там, как обычно в отелях, лежала Библия. В черном мрачном переплете, словно предназначенная исключительно для похорон и печали.
Жизнь моя казалась такой же черной. Я наугад открыл книгу, в первую очередь чтобы попытаться отвлечься от тяжелых мыслей, но в то же время и со слабой надеждой прочитать нечто такое, что можно истолковать как послание свыше.
Итак, я открыл ее и не глядя ткнул пальцем. Передо мной была притча о Давиде и Голиафе.
Я рассмеялся и отогнал от себя мрачные мысли. Затем накрылся с головой одеялом и крепко заснул.
Научная братия
Раздавшиеся у подножья горы голоса вырвали меня из плена воспоминаний. С минуты на минуту они окажутся здесь и нарушат одиночество, которым я наслаждался в компании с молчаливыми каменными Голиафами острова Пасхи. Я пошел навстречу людям, пробираясь между разбросанными тут и там незаконченными статуями, уставившимися в небо незрячими глазами. Древнее поле битвы, усеянное окаменевшими телами павших гигантов.
«Очень символично», — подумал я и отправился показывать русским единственную на острове коленопреклоненную статую. Иногда мне казалось, что только она одна выжила после битвы с «короткоухими» и теперь на коленях просит пощады. Эта статуя относилась к древнейшему периоду истории острова. Мы ее откопали и поставили в вертикальное положение во время нашей первой экспедиции. Все другие фигуры не имели ног, их туловище было словно обрезано. Они стояли, скрестив на вместительном животе руки с длинными ногтями. Самые первые поселенцы вырезали из камня коленопреклоненного гиганта, совершенно не похожего на остальные здешние статуи, но словно скопированного с аналогичных изваяний доинкового периода, встречающихся в Андах вблизи озера Титикака. Все другие фигуры на острове Пасхи напоминали друг друга, словно близнецы, и не имели аналогов нигде во всем мире.
По просьбе русского телеоператора я встал рядом с одиноким гигантом. Он стоял на коленях, опустив руки на бедра и подняв голову к небу, словно в молчаливой молитве. На его фоне я казался карликом. Неведомые солнцепоклонники древности, которые высекли из камня этого гиганта, принесли на остров дотоле невиданное искусство. Остальные павшие исполины, вновь вознесенные на постаменты — «аху», — выстроились вокруг с прямыми спинами и презрительно сжатыми губами, упорно отказываясь замечать суетящихся вокруг людишек. Как правильно угадал капитан Кук, они олицетворяли собой богоподобных королей «длинноухих», и чем могущественнее был древний король, тем выше вздымалась посвященная ему статуя над жалким муравейником простых смертных.
Телевизионщики хотели продолжить съемку на берегу залива Анакена, где находился широкоплечий гигант, которого мы первым водрузили на его «аху». Его глубокие пустые глазницы первыми встретили взгляд европейцев. Когда я впервые заглянул в его глаза, то с чувством, близким к потрясению, осознал, что точно такие же глубокие отверстия на месте глазниц я видел у статуй времен империи хеттов во внутреннем Средиземноморье. А еще у статуй, каменных и деревянных скульптур, относившихся к древнейшему периоду истории Мексики и Перу — правда, там в отверстия вставляли глаза из кости или раковин со зрачками из черного обсидиана, и только когда они выпадали, становилось очевидным их сходство с гигантами с острова Пасхи.
Я рассказал русским, как еще в 1975 году в своей книге я выдвинул предположение, что и у статуй с острова Пасхи некогда в глазницы были вставлены глаза, но мои оппоненты дружно отвергли эту идею, поскольку-де такое совершенно не вписывалось в традиции полинезийского искусства. «Зато вписывалось в традиции искусства Центральной и Южной Америки, — отвечал я, — а из множества тихоокеанских островов остров Пасхи к Америке ближе всех». Но меня не хотели слушать. А всего два года спустя молодой археолог Соня Хаоа на раскопках в Анакена нашла первый огромный глаз от статуи классического среднего периода. Позже она же обнаружила еще один глаз — теперь уже от фигуры древнего периода.
Но с тех пор произошло много важных событий. Найденная в Перу маска мумии из Сипана с искусственными глазами подвигнула нас начать раскопки пирамид в Тукумане. Для того, чтобы вставить в маски усопших королей глаза голубого цвета, как у голубоглазых светловолосых богов-людей из легенд, древние перуанские мореплаватели отправлялись далеко на юг, где на территории современного Чили находится единственное в Южной Америке месторождение голубой ляпис-лазури. Зрачки же они делали из черного обсидиана.
Лазарус со своими людьми смог поднять широкоплечего гиганта на предназначавшийся ему постамент без помощи современных технических средств, и теперь величественный исполин в гордом одиночестве возвышается к востоку от залива Анакена. Позже различные команды археологов, вооружившись подъемными кранами, вернули многочисленные «моаи» на их «аху». Тем из нас, кому довелось в свое время заглянуть в глубокие пустые глазницы древних статуй, порой становится не по себе при виде выстроившихся рядами каменных истуканов. Они молча стоят, как на параде, повернувшись спиной к заливу, и зловеще смотрят на вас огромными, величиной с блюдо глазами.
Второй раз за тысячу лет хрупкие двуногие существа из плоти и крови открыли глаза огромным Голиафам. Если бы они нас увидели и если бы они могли разомкнуть свои плотно сжатые губы, то они поведали бы, насколько мало изменилось человечество за последнее тысячелетие.
Пока русские снимали статую и суетились вокруг камышовой лодки Китина Муньоса, я незаметно ушел на другую сторону холма и лег на землю. Передо мной расстилался залив Анакена, похожий на божественное голубое зеркало в золотистой оправе песчаного пляжа. Очень непросто мысленно возвращаться в печальное прошлое, когда настоящее так прекрасно и насыщено событиями, когда ты находишься на том самом месте, где высадился Хоту Матуа, и видишь каменных исполинов на берегу, а трехмачтовый корабль из камыша мерно раскачивается на гребнях набегающих волн.
— Но чем же все закончилось? Поразил Давид Голиафа камнем из пращи?
— Я никогда не пытался причинить кому-либо вреда. Я всегда оборонялся и никогда не атаковал. Если я порой и бывал агрессивным, то исключительно в качестве ответной меры.
