Андрей Шляхов - Андрей Миронов и его Женщины ...и Мама
Особо отметил Эфрос многогранность актёрского таланта Андрея Миронова, а заодно и его деликатность: «Есть такое понятие в кино — типаж. В данном случае оно не имело никакого значения, потому что Андрей Миронов — никак не типажный акте о. В нём есть мягкость, есть как бы фактура пластилина, которая, на мой взгляд, очень заманчива и в кино, и в театре, особенно когда изнутри актерская природа освещена умом. Миронов может лепить из себя многое. Вполне вероятно, в другом фильме он бы вылепил Печорина. Но у меня, повторяю, был Олег Даль. И ни малейшей царапины по этому поводу я от Миронова не почувствовал.
Не знаю, чем это объяснялось — скромностью, воспитанием или, может, ему было просто интересно встретиться со мной в работе? Или роль ему и вправду понравилась?»
Андрей отзывался о совместной работе с Эфросом не менее тепло. «Неожиданное приглашение на роль Грушницкого я воспринял с восторгом и трепетом, — рассказывал он. — Я плохо помню весь процесс съёмок, но отлично запомнились отдельные, очень точные замечания Анатолия Васильевича и удивительные его показы. Я, например, до сих пор не могу забыть не только отдельные фразы и реплики, но и интонации. Почему так важен был его показ? Я ведь не очень люблю, когда мне показывают, мне лучше что-то объяснить. Но это был не актёрский, а именно режиссёрский показ. То есть он показывал самую суть — в отдельной реплике, в интонации этой реплики он показывал суть поведения, настроения, душевного состояния героя. И это было удивительно в стиле всего спектакля в целом, в духе той общей атмосферы, которую он стремился создать. И стиль понимался не головой, а всем существом… Меня очень увлекла его затея преодолеть выработанный нашей средней школой стереотип восприятия Грушницкого как самовлюблённого, не очень умного фанфаронистого сноба. Эфрос пошёл по пути максимального очеловечивания, я бы даже сказал, облагораживания этого персонажа. Он хотел, чтобы наш Грушницкий был носителем чего-то подлинного, доброго, душевного. Не знаю, в какой мере мне это удалось, но я пытался „вытащить" из своего героя его детскую непосредственность, беззащитность и, не побоюсь этого слова, нежность.
Меня поразила атмосфера на этих съёмках. Кто сталкивался с работой на телевидении, знает, какой сумбур и какая неорганизованность там вечно царят. Ничего подобного не было на съёмках у Эфроса. Напротив, возникало ощущение, что люди работают вместе всю жизнь — такая была во всём четкость и слаженность. Какая там была удивительная тишина!»
А вот что писали критики о спектакле «Страницы журнала Печорина»: «И режиссёр, и Андрей Миронов отнеслись к Грушницкому благосклонно. И хотя все поступки и все слова Грушницкого комментирует — то снисходительно, то презрительно — сам Печорин (это ведь его „журнал"!), тем не менее Андрей Миронов упрямо защищает
Грушницкого от иронии и насмешек. Ведь не Грушницкий же повинен в том, что его торопливая молодость столкнулась с этой усталой душой, с её мертвящей пустынностью.
Конечно, Печорин и умнее, и проницательнее. Но у Печорина будущего нет и быть не может, его судьба на излете. А Грушницкому верится, что вся жизнь еще впереди.
В таком резком противостоянии душевной распахнутости Грушницкого и глухой замкнутости Печорина, мальчишеской бравады одного и непроницаемого спокойствия другого вся история злополучного поединка становится фатально неизбежной. Грушницкий целится неуверенно, его пистолет ходит ходуном, — слишком уж она похожа на убийство, эта дуэль. И промах приносит ему понятное успокоение. Глядя прямо в глаза Печорину, который уж, конечно, не промахнётся, Грушницкий на краткий миг возносится вдруг до высоты своего собственного идеала. Он погибает так. как ему хотелось бы жить.
Грушницкого жаль: какая, в сущности, вздорная смерть на рассвете жизни»[47].
После Грушницкого был Вязовнин в телевизионном спектакле «Возвращение», поставленном режиссёром Павлом Резниковым по повести Тургенева «Два приятеля». Трагическая роль, в чём- то перекликающаяся с ролью Грушницкого. С подачи своего товарища Вязовнин женился на красавице Верочке, очень скоро усомнился в своих чувствах к ней, уехал на время за границу, где погиб на дуэли. Можно сказать, что этой ролью Миронов закрепил свой успех драматического актёра.
Осенью 1975 года, почти подряд, телевидение показало оба спектакля, явив Миронова зрителям сразу в двух драматических ролях. Незадолго до того Миронов пророчески скажет: «Многие привыкли к моим беззаботным, легкомысленным, нередко поющим и танцующим на экране героям, и, может быть, кое-кто удивится или даже разочаруется, увидев меня другим».
Кое-кто из зрителей действительно разочаровался, но сам Миронов был очень доволен, ведь к тому времени его уже часто упрекали в сравнительном однообразии его ролей. Образно говоря, маска комедийного актёра начала прирастать к лицу, а этого актёр допустить не мог.
«Ему тридцать семь лет, — писала в 1978 году о Миронове газета „Вечерняя Москва'. — Шестнадцать из них отданы театральной сцене: все шестнадцать лет работает артист в Театре сатиры.
Шестнадцать лет — это десятки ролей. И так счастливо сложилась судьба — ролей не второстепенных. Ролей разных, порой полярно противоположных, таких как Жадов из „Доходного места", и неунывающий Фигаро, влюблённый в революцию Всеволод из „У времени в плену", и Хлестаков, Пьер Присыпкин, и Олег Баян из „Клопа".
Забегая вперёд, хочется отметить блистательное исполнение Мироновым на концерте-встрече сцены, где Присыпкин обучается танцам. Вот Миронов — легкий и пластичный, „самородок из домовладельцев" Олег Баян. А вот он же — неуклюжий, тяжеловесный, неотёсанный „пролетарий, оторвавшийся от своего класса". И снова — хитроватый пройдоха Баян с полуумильной, полунасмешливой улыбкой и острым взглядом. И тут же — тупой, ухмыляющийся Присыпкин, в помутнённых глазах которого одно лишь животное довольство.
Актёр не прибегает к гриму, не уходит за кулисы, чтобы предстать в ином облике, — ему достаточно отвернуться от зрителей. И чудо мгновенного перевоплощения являет перед нами нового персонажа из послужного театрального списка Миронова. Обширный этот список даёт некоторое представление о загруженности артиста в театре.
