Судьба Блока. По документам, воспоминаниям, письмам, заметкам, дневникам, статьям и другим материалам - Немеровская О.

…Еще темнее мрак жизни вседневной, как после яркой…

«Трудно дышать тому, кто раз вздохнул воздухом свободы». А гарь такая, что, по-видимому, вокруг всего города горит торф, кусты, деревья. И никто не тушит. Потушит дождь и зима.

Люба.

29 августа 1917 г.

Безделье и гулянье по Невскому – настроение улиц, кронштадтцы.

Если бы исторические события не были так крупны, было бы очень заметно событие сегодняшнего дня, которое заставляет меня решительно видеть будущее во Временном Правительстве и мрачное прошлое – в генерале Корнилове и прочих. Событие это – закрытие газеты «Новое Время». Если бы не все, надо бы устроить праздник по этому поводу. Я бы выслал еще всех Сувориных, разобрал бы типографию, а здание в Эртелевом переулке опечатал и приставил к нему комиссара: это – второй департамент полиции, и я боюсь, что им удастся стибрить бумаги, имеющие большое значение.

Во всяком случае, уничтожено место, где несколько десятков лет развращалась русская молодежь и русская государственная мысль.

…Л. А. Дельмас прислала Любе письмо и муку по случаю моих завтрашних именин.

Да, «личная жизнь» превратилась уже в одно унижение, и это заметно, как только прерывается работа.

30 августа 1917 г.

Я измучен, как давно не был. Мне кажется, что я ничего не успею, комиссия висит на шее, успеть все почти невозможно.

19 сентября 1917 г.

Вчера – в Совете Р. и С. Депутатов произошел крупный раскол среди большевиков. Зиновьев, Троцкий и пр. считали, что выступление 20-го нужно, каковы бы ни были его результаты, и смотрели на эти результаты пессимистически. Один только Ленин верит, что захват власти демократией действительно ликвидирует войну и наладит все в стране.

Дневник А. Блока

Как-то в начале сентября почти все видные писатели согласились участвовать в журнале, издаваемом Савинковым. Я звоню Блоку и по телефону объясняю, в чем дело, и прошу прийти на первое собрание. Пауза, – потом: «Нет, я должно быть не приду». – «Отчего? Вы заняты?» – «Нет, у вас Савинков, я в газете не могу участвовать». – «Что вы говорите? Потому что Савинков, вы с ним не согласны, да в чем же дело?» Предположения в голове. А Блок говорит: «Вот война», – и его голос чуть-чуть более быстрый, немного рассеянный. – «Война не может длиться. Нужен мир». – «Как мир – сепаратный? Теперь, с немцами мир?» – «Ну, да. Я очень люблю Германию. Нужно с нею заключить мир». – «И вы не хотите идти с Савинковым, хотите заключить мир? Уж вы, пожалуй, не с большевиками ли?» – Вопрос мне показался абсурдным, а Блок, который никогда не врал, отвечает: «Да, если хотите – я скорее с большевиками, они требуют мира». – Трудно было выдержать: «А Россия? Россия? Вы с большевиками и забыли Россию, а Россия страдает». – «Ну, она не очень-то страдает…» У меня дух перехватило. От Блока много чего можно ждать. Говорю спокойно: – «Александр Александрович, я понимаю, что Боря может – он потерянное дитя… Но вы, я не могу поверить, что вы…» Молчание. Потом вдруг, точно другой голос, такой измененный: – «Да ведь и я, может быть, и я тоже потерянное дитя?» – Так и звучали эти слова: «Россия не очень страдает», «Скорее с большевиками», «А если и я потерянное дитя?» Сомнений не было, Блок с большевиками. О Блоке думалось как-то тоскливо.

Блок как-то написал мне в то время стихотворение, такое пошлое, как никогда. Было как-то, что каждому своя судьба. «Вам зеленоглазой наядой плескаться у Ирландских скал, а мне петь Интернационал…» [104]

3. Н. Гиппиус

Глава девятнадцатая

«Двенадцать» и «Скифы»

Стены разрушились, гроза разразилась – но снова душно, хотя и по-иному: душно потому, что пытаются стиснуть, оковать стихию революции, которая ворвалась в жизнь, но еще не весь сор смела с лица земли. И мы поняли, что незачем нам говорить о партиях, о направлениях, но лишь о тоне и ощущении подлинной революции; где она, там и Блок. В «керенщине» он задыхался.

Иванов-Разумник. Памяти Александра Блока

Русской интеллигенции точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Не стыдно ли издеваться над безграмотностью каких-нибудь объявлений или писем, которые писаны доброй, но неуклюжей рукой? Не стыдно ли гордо отмалчиваться на «дурацкие» вопросы? Не стыдно ли прекрасное слово «товарищ» произносить в кавычках?

А. Блок

Произошла великая русская революция, восторженно прошедшая по всем сердцам от интеллигента до последнего рабочего.

Затем постепенно началась классовая расслойка русского общества на два основных лагеря: левых и правых. В числе левых идеологов революции был Блок. В то время он как-то оживился, стал выступать в печати с публицистическими статьями об интеллигенции и народе и принимать широкое участие в строительстве новой жизни.

А. Д. Сумароков

26 января 1918 г.

Впечатление от моей статьи («Интеллигенция и революция»): Мережковские прозрачно намекают на будущий бойкот… Сологуб (!) упоминал в своей речи, что А. А. Блок, «которого мы любили», печатает свой фельетон против попов в тот день, когда громят Александро-Невскую лавру (!).

Дневник А. Блока

Я зашел к А. А. Блоку вскоре после первой встречи и принес ему недавно вышедший первый том сборника «Скифы». Вспоминаю об этом потому, что идея этого сборника связана не только с позднейшими «Скифами» Блока, но и с Вольной Философской Ассоциацией, зародившейся еще годом позднее. Идея духовного максимализма, катастрофизма – была для Блока тождественна со стихийностью мирового процесса; только случайным отсутствием Александра Александровича из Петербурга и спешностью печатания сборника объяснялось отсутствие имени Блока в «Скифах». Первый сборник, посвященный войне, вышел в середине 1917 года, второй, посвященный революции, тогда уже печатался; я сказал Александру Александровичу, что не представляю себе третьего (предполагавшегося) сборника «Скифов» без его ближайшего участия. Он был уже знаком со «Скифами» и тотчас же ответил согласием. В «Скифах» тогда принимали то или иное участие почти все те, кто позднее так или иначе вошли в Вольную Философскую Ассоциацию.

Иванов-Разумник

«Двенадцать» появились впервые в газете «Знамя Труда», «Скифы» – в журнале «Наш Путь». Затем «Двенадцать» и «Скифы» были напечатаны в московском издательстве «Революционный социализм» со статьей Ив. – Разумника. Поэма произвела целую бурю: два течения, одно – восторженно-сочувственное, другое – враждебно-злобствующее – боролись вокруг этого произведения. Во враждебном лагере были такие писатели, как Мережковский, Гиппиус и Сологуб. Одни принимали «Двенадцать» за большевистское credo, другие видели в нем сатиру на большевизм, более правые группы возмущались насмешками над обывателями и т. д.

М. А. Бекетова

Наша «скифская» группа соединилась не на политической платформе, не на этом пути сошлись все мы с А. А. Блоком, и только те, которые именовали всех нас «прихвостнями правительства», говорили, что мы, дружно работавшие вместе и в газете «Знамя Труда», и в журнале «Наш Путь», состоим на иждивении партии левых социалистов-революционеров. Нет, «Скифы» не партийцы, но они и не аполитичны.

Жизнь, после Октября, кипела и бурлила, неслась бешеным темпом. Все силы наших сборников были перенесены с весны 1918 года в ежемесячный журнал «Наш Путь», а еще ранее того, с осени 1917 года, в литературный отдел газеты «Знамя Труда», где и были напечатаны, через немного дней после написания, и «Двенадцать» и «Скифы». Помню, как торопил меня с печатанием Блок, – «а то поздно будет»: ожидали наступления германцев и занятия ими Петербурга.