Тони Санчес - Я был драгдилером "Rolling Stones"
— Мы не допустим, чтобы нас так кидали, — протестовал Джаггер. — Мы будем выступать посреди улицы, если понадобится. Субботнее шоу состоится и будет бесплатным.
Был четверг.
Радиостанции каждый час передавали сводки о том, как продвигается подготовка к концерту. Неожиданно бизнесмен по имени Дик Картер, владевший гоночной трассой под названием Альтамонт в пятнадцати милях от города, заявил, что бесплатно предоставит эту трассу группе. Шум вокруг мероприятия должен помочь бизнесу, считал он. Сделка была совершена всего за двадцать часов до запланированного начала шоу, и все промоутеры, бизнесмены и музыканты качали головами и говорили, что начать в срок не удастся. Даже если прибудет всего половина от ожидаемого миллиона людей, совершенно невозможно подготовить достаточное количество туалетов, мест для отдыха, медпунктов и охраны всего за один день. Но это были Шестидесятые, и это были «Роллинг Стоунз», боги современного поколения, поколения, для которого удовольствия и гедонизм были всем, а счастье, энергия, ясность и богатое воображение достигались посредством нужного вида наркотиков. Это старики говорили, что подобные вещи сделать невозможно; сами же мы знали, что завоевали мир и можем все, что слова «не могу», «не должен», «не будет» искоренены из нашего лексикона насовсем, так же как идея об аморальности секса с незнакомцами выброшена из нашего мировоззрения.
Только самые фанатичные хиппи были недовольны. «Роллинги используют место, предназначенное для разрушения посредством движения, и, кроме того, положение звезд неблагоприятное. Вдобавок, они пригласили для охраны «Ангелов Ада», самых злобных людей на земле, — предупреждали они. — Все предвещает недоброе в этот день».
— Чушь, — сказал на это Джаггер.
Он приказал Чипу Монку переместить сцену и освещение в Альтамонт, пока другие работники обрисовывали прессе детали будущего выступления. В два ночи Мик и Кит вылетели на место, чтобы посмотреть, как там дела. Сцена была уже наполовину установлена, а грузчики подвозили огромные колонки мощностью в 10 000 ватт. Между жужжащих, как осы, генераторов и прожекторов у костров лежало в спальниках великое множество людей, словно армия короля Генриха перед битвой при Азенкуре. Джаггер был одет в темно-красный бархат и, как многие считали, походил на Люцифера. Подбежала девушка и крепко поцеловала его в щеку; парень с волосами до пояса предложил косяк; еще одна девушка повязала ему на шею шарф.
Мир и любовь царили повсюду.
— Это будет последний и самый большой концерт Шестидесятых, — объявил Джаггер.
Многие полагали, что это выступление станет подтверждением идеи Вудстока: Эра Водолея наконец началась.
Кит, как и всегда во время этого тура, так обдолбался кокаином, что не мог спать и проводил ночь, слоняясь по лагерю и разговаривая с хиппи.
— Иди домой без меня, — сказал он Джаггеру. Журналистам же он объяснял: — Я тут тусуюсь, чтобы почувствовать вибрации. Это круто. Куда бы я ни пошел — везде оттяг. Люди сидят вокруг своих костров, все классные, ловят кайф. Всё очень здорово.
Да, это было здорово. Сначала. К середине утра в окрестностях уже находилось больше четверти миллиона человек, начался хаос; еду и питье стало купить почти невозможно. Очереди за водой к кранам были в сотни метров длиной, а посетить один из немногочисленных туалетов означало простоять в очереди по крайней мере полчаса. Мест для парковки не было — машины оставляли на обочине дороги на протяжении 16 километров от места. На месте же было полно плохой кислоты, и везде ходили люди, наевшиеся ее. Народ убивался в хлам, чтобы скоротать долгие часы ожидания, пока начнется музыка, — мексиканская трава, дешевое калифорнийское вино, амфетамины; было все равно, какие наркотики употреблять, если другие кончались.
К середине дня практически все были под кайфом. Мощное истерическое эмоциональное состояние тысяч людей, которые были под ЛСД, заражало. Все присутствующие чувствовали себя так, будто тоже закинулись хорошей дозой кислоты. «Ангелы Ада» были уже пьяны.
«Роллинг Стоунз» выдали им огромное количество выпивки в уплату за охрану места, а теперь они начали закидываться кислотой, грозя фанам бильярдными киями, словно гвардейцы, теснящие студентов назад дубинками.
Все пошло наперекосяк — фестиваль любви на глазах превращался в катастрофу. Один человек почти насмерть разбился, пытаясь взлететь с автомоста, — он был под кислотой. На другом конце лагеря звал на помощь парень, упавший в глубокую дренажную канаву. Обдолбаные хиппи ошеломленно смотрели, как он тонет. Кажется, никто не понимал, настоящий он или галлюцинация. Но было уже все равно; он утонул. Еще где-то суетились врачи, принимая преждевременные роды у истеричных девиц.
Спонтанно возникали драки. Люди резали друг друга ножами и въезжали в толпу на машинах — началась ужасающая массовая истерия и паранойя. В то же время в самой гуще этого безумия танцевали голые «дети цветов» с маргаритками в волосах, как херувимы, которых вдруг сослали в Ад и которые еще не поняли, где они находятся. Многие думали, что, как только начнется музыка, наступит мир, все успокоятся, вернутся прекрасные вибрации раннего утра, но этому не суждено было случиться. Начал играть Сантана — очень поздно, на установку его оборудования потребовалось много времени. Когда молодежь принялась проталкиваться к сцене, чтобы лучше видеть музыкантов, «Ангелы Ада» слегка испугались огромной толпы слабых и мирных хиппи, ломящейся в их направлении. Они набросились на них со своими киями, проламывая головы, ломая носы, зверствуя, словно гестаповцы. Девушки визжали, плакали; парни с длинными волосами отходили назад, шатаясь, истекая кровью, слишком удолбанные, слишком сбитые с толку, чтобы понять, что происходит.
— Драки начались, потому что «Ангелы Ада» начали избивать народ, — сказал позже Карлос Сантана. — Все произошло так быстро, что мы не поняли, что происходит. Там было дофига народу под кислотой. Когда я играл, то видел со сцены одного парня с ножом, который искал, с кем бы подраться. Постоянно кого-то резали и разбивали кому-то головы.
Ко времени выхода «Джефферсон Эйрплэйн» пространство перед сценой напоминало сюрреалистическую преисподнюю. Один из «Ангелов Ада» в шутку сделал вид, что хочет нанести другому каратистский удар, за что тут же получил ботинком в пах.
— Даже не думай со мной такую херню делать, урод, — пробормотал, отходя, Ангел в ботинках со стальными носами. Пятнадцатилетний мальчик слепо бродил в толпе, шатаясь и не видя ничего вокруг, потому что глаза ему заливала кровь, текшая из раны на голове. На сцене было больше «Ангелов Ада», чем музыкантов, и они сидели, словно страшные горгульи, качая своими окованными железом ботинками точно на уровне лиц зрителей под сценой.
