Сергей Капица - Мои воспоминания
Мы успешно избежали попыток напомнить обо всех неверных американских шагах и ошибочных советских позициях. Мы оставили в стороне исторический анализ того, кто и что начал в 1917, 1939, 1950, 1962 и 1979 годах. Но вместе с тем мы дали ясно понять, что общих заявлений о принципах по поводу ликвидации войн уже недостаточно. Для выживания цивилизации нужно положить конец сверхдержавным отношениям в мире, наращиванию вооружений и зависимости от силы. Мы говорим не только о будущем. Речь идет о сегодняшних разногласиях. Привлекая к ним внимание, мы надеемся на то, что над ними задумаются, и они смогут быть преодолены («Прорыв». С. 357).
С К. Саганом. 1985 г.Книга вышла в 1988 году. Во время подготовки книги меня пригласили в Лондон выступить по этому поводу в Королевском Институте (Royal Institute). Я уже однажды выступал в этом институте: рассказывал про свои ускорители. Теперь предстояло говорить о самой актуальной проблеме современности: как избавить мир от ядерной катастрофы. За год до этого там же выступал министр обороны Англии, который заявил, что СОИ — это самое выдающееся достижение науки после изобретения атомной бомбы, которое перевернет концепцию обороны, что, конечно, совершеннейшая чушь. А теперь я был приглашен выступить там же и объяснить, что СОИ — бессмысленная вещь, которая вносит нестабильность, создавая видимость стабильности, технически неисполнима, а денег на эту программу можно потратить сколько угодно, и все они ухнут в черный ящик.
После книги «Прорыв» было решено организовать выступление двух ученых в ООН. Нас с Карлом Саганом[136] пригласили рассказать, что такое современное ядерное оружие. Саган занимался тогда явлением «ядерной зимы», он открыто выступал против СОИ (ее еще называли «Звездные войны»), считая эту программу слишком дорогой, технически невозможной и малоэффективной, а также дестабилизирующей процесс разоружения. Представители разных стран были готовы выслушать ученых, но по протокольным соображениям собрать их в рамках ООН оказалось невозможным. Проблему решили таким образом: напротив дворца Объединенных наций есть здание, где обучают переводчиков, там, в небольшом конференц-зале, собрали послов разных государств в ООН.
Кульминацией взаимодействия ученых и политиков было очень запомнившееся мне слушание в Сенате США, где должны были участвовать русские и американские ученые — по четыре человека с каждой стороны. Замечателен сам факт приглашения наших ученых на такое слушание: никогда прежде советских людей не приглашали давать официальные показания в высшем законодательном органе США. Надо заметить, что позиции русских и американских ученых были очень близки. Сенатор Хаттфилд тогда даже заметил, что ученые, на зависть политикам, сумели выработать единый и точный язык, не зависящий от государственных границ.
Готовясь к выступлению в Вашингтоне, я вспомнил, как на заседании комитета советских ученых в защиту мира в Тбилиси грузинский геофизик А. Гвелесиани обратил внимание участников на стихотворение Байрона «Тьма», которое напоминает апокалипсические картины ядерной войны.
Выступление в Сенате. 1985 г.Стихотворение многократно переводилось на русский язык. Лучший, на мой взгляд, перевод принадлежит 28-летнему И. С. Тургеневу. Вот фрагмент этого перевода:
Я видел сон… не все в нем было сном.
Погасло солнце светлое и звезды
Скиталися без цели, без лучей
В пространстве вечном; льдистая земля
Носилась слепо в воздухе безлунном
Час утра наставал и проходил,
Но дня не приводил он за собою…
И люди в ужасе беды великой
Забыли страсти прежние… Сердца
В одну себялюбивую молитву
О свете робко сжались и застыли.
…И мир был пуст;
Тот многолюдный мир, могучий мир
Был мертвой массой, без травы, деревьев,
Без жизни, времени, людей, движенья…
То хаос смерти был. Озера, реки
И море — все затихло. Ничего
Не шевелилось в бездне молчаливой.
Оказывается, это стихотворение связано со стихийным бедствием. Оно было написано в июле 1816 года, а в 1815 году произошло самое крупное за последние столетия извержение вулкана — вулкана Тамборы в Индонезии. Это гигантское извержение, когда в атмосферу было выброшено более ста кубических километров пепла, привело к сильному похолоданию, охватившему к 1816 году весь земной шар: в Западной Европе, в России, в Северной Америке это был год без лета, год, когда в июле шел снег, а урожай вымерз. Эти события и нашли свое отражение в замечательном стихотворении Байрона.
Похолодание вызвало голод и страшную эпидемию холеры в Индии и Персии, переросшую в пандемию, продолжавшуюся много лет. К 1830 году холера распространилась и на Россию; именно поэтому Пушкин был захвачен карантином в Болдине — в знаменитую Болдинскую осень! Так оказались сцепленными далекие друг от друга события в судьбах и творчестве двух поэтов Европы.
Слушание было в Вашингтоне, руководил всем этим сенатор Кеннеди, а нашу делегацию возглавлял Велихов. Огромный зал Рассел-холл, масса народу, масса телекамер, в президиуме три сенатора, четыре наших ученых и четыре американских. В общем, почтенная публика. В своем выступлении я использовал стихотворение Байрона. Удивительно, до какой степени воображение художника позволяет заглянуть за пределы сегодняшнего дня и дать прогноз, предвидение того, чего еще не было.
Но, несмотря на всю эту лирику, меня перебил сенатор Кеннеди и сказал: «Профессор Капица, что вы можете сказать о советской гражданской обороне? Наши специалисты утверждают, что у вас такая гражданская оборона, что весь Союз может закопаться на две недели под землю, пережить ядерный удар, а уж потом вылезти и дать нам так, что никому мало не покажется». У меня секунды на размышление. Я ответил: «Сенатор Кеннеди, когда вы готовите большой проект, вы уделяете много внимания тому, как его название будет звучать сокращенно, потому что это создает в общественном мнении, образ всего дела. Один из первых больших компьютеров назывался MANIAC, что вызывало некие ассоциации. Сейчас начаты переговоры START, которые должны начать сокращение стратегических вооружений. А гражданская оборона в Советском Союзе известна народу как ГрОб — по первым буквам слов „гражданская оборона“, а гроб по-русски означает „coffin“». Дружный хохот, и вопрос снят. После заседания ко мне подошел генерал, наш военный атташе в США, и говорит: «Вам дали вопрос на засыпку, но вы здорово ответили!» Я заметил, что если бы отставные полковники, которые у нас занимаются гражданской обороной, ответственно относились к своему делу, им следовало бы придумать приличное название, такое название, которое могло бы мобилизовать общественность.
