Марина Раскова - Записки штурмана
— О Максимове, который вас вез на оморочке. Он техник связи из пункта Нелань.
Мы стали говорить о народах Малого Севера, о порабощении и угнетении, которые испытывали они до революции. Литвиненко рассказал мне об интервенции японцев в этом районе, о партизанской войне, о том, как женщины и старики-партизаны уносили и прятали в тайге золото, чтобы оно не досталось японцам. Я спросила:
— Что, Максимов давно живет здесь?
Литвиненко рассказал, что Максимов до прихода сюда красных жил не на Амгуни, а далеко от берега, в глухой тайге. Он был участником замечательного героического похода партизан, когда они гнали японцев через тайгу, через Амур.
Я узнала, что в поисках экипажа «Родины» участвовало почти все население Кербинского района. В Кербинский горсовет пришли шесть бригад охотников-эвенков, выразивших желание отправиться на наши розыски. Охотников снабдили всем необходимым, для каждой бригады составили маршрут. Эвенки вышли в тайгу.
Четыре дня пробирались они через болота, мари и буреломы. Они прошли огромную территорию бассейна реки Амгуни. К 1 октября остался необследованным только район сопки Юкачи. Сюда и решили отправиться председатель Кербинского горсовета Козлов, сотрудник райотдела НКВД Трифонов и комсомолец фельдшер Кральниченко. Проводником был Николай Максимович Максимов. Энергичный, бодрый старик еще до того исходил все места, где, по его мнению, самолет мог совершить посадку.
Николай Максимович только что вернулся усталый с поисков, когда ему сообщили, что его берут проводником. Он сразу ожил, немедленно стал проверять, все ли припасено и подготовлено для экспедиции, стал намечать варианты поисков.
1 октября группа Козлова вместе с Максимовым отправилась из Керби на катере. До Каменки дошли хорошо, но дальше катера никогда не ходили. Тут Николай Максимович решил доказать, что вверх по реке можно продвинуться еще километров на пятьдесят. Это удалось. И только, когда речные перекаты окончательно преградили путь катеру, Максимов пересадил всех в оморочки.
Чтобы сократить путь, Николай Максимович направил оморочки в протоку. Но, пройдя несколько километров, участники экспедиции стали с тревогой замечать, что протока все больше и больше мелеет. Вскоре стало ясно, что дальше двигаться по ней невозможно. Максимов предложил перетащить оморочки на себе. До Амгуни оставалось не менее четырех километров, но Максимов не дал людям даже подумать. Он первый вытащил из воды оморочку, прикрепил к ней веревку и потащил. Его примеру последовали все остальные.
Добравшись до реки, решили передохнуть. Максимов не терял ни минуты. Пока другие отдыхали, он осмотрел оморочки и спустил их на воду.
До сопки оставалось еще двадцать километров. Шли всю ночь, и, уже окончательно выбившись из сил, остановились на привал. Максимов развел костер, подвесил котелок. На этот раз Максимов не выдержал и заснул, но все же поднялся раньше всех. Солнце уже взошло. Максимов, недовольный тем, что долго спали, категорически возражал против чаепития. Пришлось уступить старику.
Они достигли подножья сопки Юкачи. Подтягиваясь от одного дерева к другому, стали карабкаться на вершину сопки. Впереди шел Николай Максимович. Долго и пристально обозревал он местность с высоты сопки, внимательно изучал каждое пятно на расстилающейся впереди огромной мари. Вся надежда была на эту марь. Он почему-то был уверен, что «Родина» находится именно здесь. Но самолета не было видно.
Кто-то из участников экспедиции выстрелил, подождал и выстрелил еще раз. Все с напряжением слушали. Когда смолкло далекое эхо, услышали три ответных выстрела.
Максимов мгновенно преобразился. Радостно вскрикнув, он пошел на выстрелы. Все поспешили за ним.
Прошли еще километра четыре. Максимов поднялся на небольшую возвышенность и вдруг, подняв руки, возбужденно закричал:
— Самолет!.. Здесь самолет!
Кругом кочки и вода. Вымокшие по пояс, едва переводя дыхание, бежали вслед за проводником участники экспедиции.
Опередивший всех Николай Максимович первым принял в свои объятия Валю и Полину. Долго пришлось убеждать его, чтобы он переоделся в сухую одежду. Он очень взволновался, когда узнал, что летчиц только две, а третья где-то бродит одна в тайге. Настаивал, чтобы сейчас же отправиться на розыски. Но была ночь, а на следующий день я пришла сама…
НА ПЕРЕКАТАХ АМГУНИ
Литвиненко кончил свой рассказ. Взволнованная, долго еще я не спала в эту чудесную ночь и думала о замечательных людях моей страны. Вот — глухой, далекий край. Какой чудесный народ живет здесь. Как мало еще мы знаем своих людей, как мало о них рассказывают… Отрадно было думать о Максимове, о Литвиненко, о Полежае. Они были мне, как родные, как будто всю жизнь знала и любила их.
Под утро я заснула. Когда начало рассветать, лейтенант Олянишин уже готовил завтрак. Лагерь быстро поднимался. Все поели и погрузились на оморочки и бат. Полина, Валя и я ехали в оморочках. Со мной ехал доктор Тихонов, а оморочку вел опять Максимов. С Полиной в оморочке, кроме проводника, плыл комиссар Литвиненко, с Валей — председатель Кербинского горсовета Козлов. Остальные погрузились на бат.
Было еще холодно, еще иней виднелся на сопке Юкачи. Мы тронулись в путь. На берегу остались две женщины и их спутник. Быстрое течение Амгуни подхватило нас и понесло вдоль красивых берегов. Полина непрерывно что-то насвистывала, Валя пела. Трудно было оторваться от замечательных пейзажей, окружавших нас. Валя предложила:
— Обязательно, Маринка, надо в отпуск приехать сюда. Как хорошо здесь!
Я спросила Максимова, почему он жил раньше в тайге, а не у реки. Максимов ответил:
— Чтобы царь не знал, что я там живу.
Эвенк Максимов, свободный житель тайги, не хотел иметь дела с царским правительством. Он предпочитал жить один, далеко от властей, в глухой тайге, среди зверей. Эвенки тогда боялись русских, они видели в них хищников-поработителей. Только при советской власти Максимов пришел на реку, к людям…
Амгунь становилась все извилистее. Местами очень сильное течение перекатывалось через реку от одного берега к другому. Оно было быстрое, почти как водопад. Иногда казалось, вот-вот наши маленькие оморочки, у которых от борта до воды оставалось около двух пальцев, перевернутся, и все мы пойдем ко дну. Но Максимов задерживался на перекатах, поджидал остальные оморочки и бат, а затем ловко входил в быстрое течение. Поток подхватывал оморочки, швырял их в сторону, потом в другую, но выбрасывал именно туда, куда нужно было Максимову. Ни одна оморочка не перевернулась. На многих перекатах в воде видны были поваленные бурей деревья. Они лежали на дне Амгуни, и только коряги торчали из-под воды. Эти деревья Максимов знал все до одного и обходил их, успевая при этом еще предупредить товарищей с других оморочек о возможной опасности.
