Мария Арбатова - Испытание смертью или Железный филателист
Бродерик сухо кивнул и запер за Глоем тяжелую дверь. Потом пошарил по ящикам стола, достал бутылку виски, символически чокнулся с портретом Гитлера, отпил прямо из горлышка, закурил сигару, подошел к видеомагнитофону, перемотал пленку на самое начало, развалился в кресле и начал смотреть поединок Мухаммеда Али с Джорджем Форманом, напевая:
— Порхаю как бабочка, жалю как пчела!
Глава двадцать четвертая
ДОПРОС ГЛОЕМ
Алексей лежал в камере под привычные стоны из динамика и листал в памяти страницы своей биографии. Он родился в 1934 году в Кировской области в селе Опарино и совсем не помнил этих мест.
Разве что иногда в семье, несмотря на атеистические взгляды отца, вспоминали необыкновенно выстроенную церковь Николая Мирликийского да монастырь, срубленный в шестнадцатом веке без единого гвоздя, закрытый еще Екатериной и используемый теперь под обычное жилье.
В полтора года бабушка с дедом забрали Алексея в Вологду. Родители были совсем молодыми, но уже успели родить четверых и не справлялись с этой оравой.
Вологда детства вспоминалась сказочной зеленой страной, полной белых церквей, нарядных каменных палат, деревянных теремов и разгуливающей по дорогам скотины. Дом стоял на уютной улице Менжинского, и яблони залезали ветками в окно.
В этом надежном устойчивом мире были бабушка, дедушка, печка, катание с горки зимой и купание в реке Вологде летом. А еще были яркие книжки, которые покупал отец. Их читала вслух стайке детей пожилая соседка-учительница на лавочке возле палисада.
Алексей улыбнулся, вспомнив, что именно в тех книжках с картинками его предупреждали о сегодняшнем:
Маленькие дети!
Ни за что на свете
Не ходите в Африку,
В Африку гулять!
В Африке акулы,
В Африке гориллы,
В Африке большие
Злые крокодилы
Будут вас кусать,
Бить и обижать, —
Не ходите, дети,
В Африку гулять![1]
Взрослые в Вологде в основном работали на льнокомбинате, вагоноремонтном заводе и лесопильном заводе «Северный коммунар». Рабочих рук не хватало, приезжали все новые и новые молодые, розовощекие люди из деревень и, пока дожидались общежития, снимали углы у местных жителей.
Город распухал, рос, как на дрожжах, летние базары ломились от фруктов и овощей. Рыбаки раскладывали на прилавках сверкающую рыбу, мясники — розовую мякоть свеженарубленного мяса, молочницы — чашки с творогом и брынзой.
Все резко изменилось с началом войны. Алексею было шесть с половиной, когда появились слова «в городе введено военное положение», а бабушка начала ночами тайком от деда молиться, доставая спрятанную иконку.
Осенью фронт подошел к границе Вологодской области, и бои шли совсем рядышком, в Оштинском районе. Вологда стала прифронтовым городом. Взрослые уходили на строительство оборонительных рубежей, а дети играли в это самое строительство во дворах.
Потом город разбили на сотни участков самозащиты, начали наскоро делать простейшие укрытия и бомбоубежища и объяснять мирным жителям, как прятаться в погребе, если начнется бомбежка.
Взрослые перешептывались о том, как на железнодорожном узле и военно-промышленных предприятиях развертывались системы противовоздушной обороны. Эти системы отбили все попытки бомбардировок — на Вологду не упала ни одна бомба. И после войны на Зосимовской улице поставили памятник в виде зенитки.
Потом в Вологду вместо розовощеких деревенских стали приезжать тысячи больных, раненых, голодных эвакуированных со стороны Ленинградского фронта. И город превратился в госпиталь, в котором работа находилась для каждого. Даже для семилетнего мальчишки.
Вологжане сдавали кровь для раненых и собирали пожертвования. Бабушка отдала свои единственные золотые сережки. Писали, что на собранные деньги сформировали танковую колонну «Вологодский колхозник».
В школу Алексей пошел в сорок третьем — тогда в первый класс брали с восьми лет. Мама работала бухгалтером в колхозе. Шла Сталинградская битва, начиналась Курская военная кампания, в которой принимал участие отец.
На Курской дуге у многих одноклассников погибли отцы. После этого мальчишки организовывались в тимуровские команды, пилили дрова, вскапывали огороды и помогали по дому вдовам погибших.
Стало голодно. В школе очень боялись туберкулеза, весной и осенью каждый класс строем водили в больницу на флюорографию. Там приходилось прижиматься худенькой грудью к холодному рентгеновскому аппарату. Еще в школе постоянно делали какие-то болезненные прививки, но самым страшным, конечно, был рыбий жир.
Алексей вспомнил комнатку-подсобку бревенчатой школы, в которой сидела пожилая медсестра в белом халате и белой косынке, с большим стеклянным графином рыбьего жира, тарелкой соленых сухариков и открытым журналом. Сюда его привели почти что под конвоем.
Окно открыто в сад, но в него уже не выпрыгнуть.
— Иди сюда, Козлов! — грозно говорит медсестра. — Тебя по всей школе надо искать с собаками? Чего сразу-то не пришел?
Алексей виновато опускает голову:
— Я не знал…
— Ври больше! Тебя уборщица тетя Нюра из-под парты шваброй выкурила! Козлов, у тебя отец где? — спрашивает медсестра.
— Мой папка на войне, комиссар танкового батальона Пятой гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова! — гордо рапортует Алексей.
— А мать где? — заговаривает зубы медсестра и наливает полную ложку рыбьего жира.
— Мамка — в совхозе бухгалтером! — снижая интонацию, отвечает Алексей, понимая всю неотвратимость ситуации.
— Видишь, они у тебя герои, страну защищают, а ты от рыбьего жира бегаешь! Не стыдно тебе, Козлов? Открывай рот!
Алексей сжимает зубы.
— Козлов, ты почему такой упрямый? Ты, наверное, не хочешь, чтобы мы фашистов победили? — вздыхает медсестра. — Завтра тебя в армию призовут, а у тебя не будет сил винтовку поднять.
Алексей мученически закатывает глаза, зажимает нос, открывает рот, и медсестра вливает в него отвратительный рыбий жир. Приходится проглотить эту гадость.
— На вот, заешь! На вот еще, чтоб не так лихо! — Медсестра заботливо засовывает ему в рот соленые сухарики из тарелки. — Молодец, Козлов, настоящий солдат! — Потом слюнявит химический карандаш, ставит в огромной тетради галочку напротив его фамилии и добавляет: — Пойди Иванова найди. Скажи ему, все равно все ходы и выходы из школы перекрыты, мышь не проскочит! По такой голодухе вы б без рыбьего жира совсем пропали! Завтра совхоз по кусочку колбасы-кровянки на каждого ученика выпишет. Скажи Иванову, кто сегодня рыбий жир не выпьет, тому завтра кровянки не дадим!
