Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика - Пухова-Филби Руфина
В конце концов в начале 1980 года «Моя тайная война» [44] на русском языке увидела свет. Издательство «Воениздат» выпустило ее тиражом в 100 тысяч экземпляров. Книга была напечатана на газетной бумаге и выглядела невзрачно. Она разошлась в узком кругу, не дойдя до широкого читателя. Не появились на прилавках магазинов и последующие два издания.
Полулегальное положение Кима обязывало и меня «уйти в подполье». Прежде чем перебраться в новую квартиру, я устроила прощальную вечеринку для старых друзей, утаив от него это событие (с тех пор у меня больше не стало секретов от Кима). Собралось человек пятнадцать. Они пришли 1 сентября, чтобы по старой традиции отметить мой день рождения, и никто тогда не подозревал, что я прощаюсь с ними. Мою тайну я доверила только самым близким друзьям, которых впоследствии познакомила с Кимом, и они стали регулярно бывать в нашем доме. С остальными друзьями и знакомыми мне пришлось прекратить отношения, оставив их в недоумении. Я вынуждена была скрывать имя своего мужа и новый адрес. Одни пытались разыскивать меня, другие обиделись.
Здесь невольно напрашивается параллель с потерей друзей Кимом, о чем он пишет в своих биографических заметках. Когда в 30-е годы его завербовала советская разведка, ему пришлось играть определенную роль, демонстрируя крайне правые взгляды, и старые друзья от него отвернулись. Кое-кто на Западе считает, что Ким получал удовольствие от своей «игры» и, втайне посмеиваясь и злорадствуя, наслаждался этим обманом. Могу утверждать, что эти предположения совершенно беспочвенны. Ким часто говорил, что самое трудное в его профессии — необходимость идти на обман. И ему, человеку необычайно честному и правдивому, это было особенно тяжело. Он очень ценил дружбу и глубоко переживал свое вынужденное предательство.
Разумеется, мои неприятности не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Киму. Я была полностью поглощена им и уже этим счастлива, к тому же сохранила самых близких друзей. В отличие от Кима, мне не пришлось надевать маску, и от меня никто не отвернулся. И все-таки мне было досадно обижать тех, кому я уже не могла уделить внимание.
Начало семейной жизни
Наше формальное бракосочетание состоялось лишь в декабре 1970 года, так как Киму пришлось менять просроченный паспорт, а также дожидаться в соответствии с советским законодательством истечения трехмесячного «испытательного срока». Считалось, что за это время вы способны принять окончательное решение либо успеть отказаться от него. Нашими свидетелями в ЗАГСе были кураторы Кима — Святослав и Валентин. Это событие мы отметили дома в кругу моей семьи, пригласив Блейков и кураторов. Получили свадебный подарок от КГБ — английский сервиз фирмы «Минтон».
По утрам Ким провожал меня на работу до самых дверей и вечером встречал. Это, естественно, вызывало любопытство моих сослуживцев, и мне было неловко. В мое отсутствие Ким, страдая от одиночества, прикладывался к бутылке. Когда меня отправили в командировку в Ленинград, он с радостью поехал со мной. Ким очень любил этот город и даже не прочь был переселиться туда. Провожая меня к месту работы, он собирался показать мне дом, в котором ему хотелось бы поселиться. Мы приближались к «его» дому, и он показывал мне окна, обращенные в Летний сад… Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что Ленинградский филиал ЦЭМИ расположен в этом самом доме, так полюбившемся Киму.
Работы у меня было немного, и мы вдоволь налюбовались Ленинградом за пять дней моей командировки.
Я понимала, как необходимо Киму мое постоянное присутствие, и всегда волновалась за него, уходя на службу. Работа не приносила мне творческого удовлетворения, да и зарплата в 140 рублей не имела большого значения на фоне 500, а затем и 800 рублей, которые получал Ким. Поразмыслив, я вскоре покинула ЦЭМИ, к великой радости Кима. К тому времени — февралю 1971 года — мой непрерывный трудовой стаж приближался к 23 годам, и я с чистой совестью могла дожидаться заслуженной пенсии до 1987 года.
Мою свободу — уход с работы — мы отметили поездкой в Дубну, куда отправились вместе с Блейками, прихватив лыжи. Там была приличная по тем временам и нашим стандартам гостиница, построенная для физиков-ядерщиков. Ресторан был тоже неплохой, и мы решили поужинать там и отдохнуть с дороги. Ким не любил шума и, как обычно, выбрал столик подальше от оркестра. Стоило ему ненадолго отлучиться (к телефону, объяснил он), как меня пригласили на танец. Ида с Джорджем последовали за мной.
Когда, передвигаясь в танце, мы с партнером оказались спиной друг к другу, я увидела разъяренного Кима. Он протянул руку и одним движением выдернул меня из круга танцующих. Мой ничего не подозревавший кавалер упоенно продолжал танцевать. Очнувшись и обнаружив мое отсутствие, он подошел к нашему столу и стал выяснять с Кимом отношения. Ким очень коротко, но убедительно послал его куда-то по-английски, и тот, как ни странно, понял и покорно удалился. Тогда эта мальчишеская выходка меня просто позабавила.
Утром отправляемся на лыжную прогулку. Пока мы с Кимом возимся с креплениями, Джордж с Идой исчезают за поворотом, оставив пару лыжных палок рядом с нами. Я спрашиваю Кима: что делать — то ли забрать их с собой, то ли ждать, когда за ними вернется хозяин? Ким не удостаивает меня ответом. Он всегда всецело поглощен одним-единственным делом, даже если это завязывание шнурков.
Я вижу вдалеке одинокую фигуру, но не могу разобрать, в каком направлении она движется. Ким сосредоточенно пыхтит, никак не реагируя на мое мельтешение. Наконец я различаю голубую шапочку Джорджа. Он приближается, забирает свои палки, и я успокаиваюсь. Тем временем Ким выигрывает битву с креплениями. Мы проходим несколько километров, и тогда он вопрошает:
— Кстати, что это за история с палками?
Теперь моя очередь замолчать.
Ким был настолько великодушен, что за 18 лет нашей семейной жизни я получила от него всего два замечания и запомнила их дословно. Это было в первые месяцы после нашей свадьбы. Он купил мне красивый стеганый халат, который был наряднее любого из моих платьев, и мне не хотелось его снимать. Увидев меня в этом одеянии в полдень, Ким сказал:
— Даже такая леди, как ты, не может себе позволить ходить в подобном виде среди дня.
Примерно в то же время я получила второе замечание. Но если первое было заслуженным, то второе — несправедливым и очень меня обидело. Это случилось у Блейков, где находились также Валентин с женой и Святослав. Две пары танцевали в смежной комнате, а мы с Кимом и Святославом оставались в другой. Повисла неловкая пауза, и я, чтобы нарушить молчание, спросила Святослава, как он относится к танцам. Он не успел ничего сказать, так как за него ответил Ким:
— Неприлично приглашать мужчину танцевать.
Этого у меня и в мыслях не было. Я выскочила из комнаты как ошпаренная и убежала домой в слезах. (Вообще первое время жизни с Кимом мои глаза частенько бывали на мокром месте: наверное, сказывалось нервное напряжение.)
Тогда я не понимала, что такому поведению Кима есть простое объяснение: он был очень ревнив и даже столь невинное занятие, как танцы, воспринимал болезненно. Ему понадобилось некоторое время, чтобы убедиться в моей преданности и успокоиться.
Однажды, прочитав о Киме очередную статью в английской прессе, я вслед за журналистом стала поддразнивать его:
— Womaniser [45].
Он на это очень серьезно ответил:
— У меня всегда была только одна женщина, — что звучало парадоксально (при его-то четырех женах!) только на первый взгляд.
В отличие от некоторых «примерных» мужей, проживших всю жизнь с одной женой, у Кима, насколько мне известно, не было параллельных связей.
Первый брак Кима можно считать фиктивным. Он сам называл его «политическим». Ким познакомился с Литци, австрийкой польского происхождения, в 1932 году в Вене, куда приехал по рекомендации французских коммунистов. В феврале 1934-го они поженились, а в мае уехали в Лондон. Литци была членом Коммунистической партии Австрии, в то время нелегальной, и подвергалась преследованиям полиции. Только благодаря браку с Филби, получив британский паспорт и выехав из страны, Литци избежала ареста. Их брак оказался недолговечным. С отъездом Кима в Испанию в 1937 году пришел конец этому союзу.
