Каринэ Фолиянц - Закулисные страсти. Как любили театральные примадонны
Первые дни прошли спокойно. Менеджини, не владевший ни французским, ни английским, чувствовал себя несколько чужим на этом празднике жизни. Онассис был всего на девять лет моложе итальянца, но обращался с ним подчеркнуто уважительно, словно с древним стариком.
Седьмого августа «Кристина» бросила якорь у горы Атос – знаменитой священной горы, которая является местом паломничества православных греков. На другой день оба семейства – Онассисы и Менеджини – были приняты патриархом Константинополя. Патриарх, с присущим южным красноречием, восславил «величайшую певицу мира» – Марию и «величайшего мореплавателя Нового времени, нового Одиссея» – Аристотеля. Мария и Аристотель опустились перед патриархом на колени, и он благословил их. Это так напоминало сцену венчания, что Тина и Менеджини опустили в смущении глаза.
Через некоторое время уже брошенный Менеджини сказал, что он был свидетелем проявления «националистического начала», которое явно взбудоражило его жену. «Как я мог защитить себя от нового Одиссея?» – вопрошал обиженный Менеджини.
Итак, в певице проснулись чувства, которые она на протяжении десяти лет воспевала на сцене!
Тридцатишестилетняя Мария была в расцвете славы и красоты. Она отдыхала едва ли не впервые за последние 20 лет и чувствовала себя невероятно свободной и счастливой. Ей не нужно было спешить на репетицию, вечером ее не ждал спектакль – она наконец расслабилась.
Этому беспечному настроению весьма способствовала атмосфера, царившая на яхте Онассиса. С утра гости располагались на верхней палубе в удобных шезлонгах, купались в бассейне, вели неторопливые беседы и просто загорали. По вечерам все отправлялись на берег на какой-нибудь пышный прием либо устраивали веселую вечеринку прямо на яхте. Мария совершенно преобразилась в этой расслабляющей атмосфере, и муж не мог нарадоваться этой перемене. Однако вскоре его радость сменилась огорчением – Мария уделяла ему все меньше и меньше внимания, а затем и вовсе перестала слушаться. Однажды вечером она отказалась укладываться спать, а осталась танцевать с обаятельным хозяином яхты.
Эта ночь осталась в памяти Баттисто как самое горькое воспоминание его жизни. Он лег один, а через пару часов в каюту вошла женщина, которую он в темноте принял за жену. Она присела рядом с ним на кровать. Менеджини протянул было руку, чтобы обнять ее, но, присмотревшись, обнаружил, что это не Мария, – он узнал Тину Онассис, жену Аристотеля.
«Баттисто, – сдавленным голосом произнесла Тина. – Там, наверху, твоя Мария нежится в объятиях моего мужа. Хочешь, пойди полюбуйся. Впрочем, тебе уже вряд ли удастся получить ее обратно, уж я-то его знаю».
Баттисто никуда не пошел: он не хотел ни скандала, ни тем более того, что могло последовать за таким скандалом. Наоборот, он решил вообще никак не реагировать: в конце концов Мария была почти на тридцать лет его моложе и впервые заинтересовалась чем-то, кроме пения. Он надеялся, что как только яхта пристанет к берегу, все вернется на круги своя.
Но его надежды не оправдались. 8 августа, в Стамбуле, она призналась мужу, что любит Онассиса и хочет развестись.
«Между нами все кончено, я люблю Аристо!» – заявила она. «Мария, опомнись! – увещевал жену расстроенный Баттисто. – С каким таким Онассисом ты остаешься? Ведь он женатый человек, у него двое детей!»
Но Мария была непреклонна.
Второго сентября она уже на виду у всех в аэропорту Милана поцеловала Онассиса и поблагодарила за прекрасное путешествие. Вот с этой-то прогулки на яхте и начался этот длительный и страстный роман.
Спустя несколько дней Онассис увез Марию из поместья, в котором она жила с Менеджини. Они сразу поселились вместе в апартаментах Онассиса в Париже. Мария старалась как можно лучше узнать своего дорогого возлюбленного и все свое время посвящала только ему, избегая своих близких, друзей и знакомых.
«Когда я встретила Аристо, который был так полон жизни, я стала другой женщиной. …У меня было такое ощущение, – говорила Мария в то время, – что меня десять лет продержали в клетке, а с ним я совершенно изменилась». Она впервые почувствовала страсть не на сцене, а в жизни. Правда, было и одно неудобство – им постоянно приходилось прятаться от фотокамер назойливых репортеров. Журналисты устроили настоящую охоту за певицей и миллионером. Очень скоро Онассис и Мария сделались предметом сплетен – о них говорили все кому не лень.
Восьмого сентября 1959 года за ужином в одном из миланских ресторанов Каллас и Онассиса все-таки настигли папарацци. Тут же во всех газетах появились их фотографии.
Еще через день журналисты взяли в осаду квартиру певицы. Через некоторое время Мария объявила, что разрыв ее с бывшим мужем решен. Разводом занимаются адвокаты и скоро дадут объяснения. «Отныне я являюсь сама своим менеджером», – сказала примадонна. Она просила понимания в этой болезненной ситуации. «Меня и господина Онассиса связывает исключительно большая и довольно давняя дружба, – зачем-то говорила она неправду. – Я поддерживаю с ним сугубо деловые отношения».
Естественно, вслед за Марией в кольцо репортеров попал и сам Аристо. Однако он заявил совершенно обратное: «Естественно, мне польстило, да и как могло быть иначе, что женщина такого ранга, как Мария Каллас, могла влюбиться в человека вроде меня. А кто бы на это не клюнул?»
Многие считают, что Онассис решил в очередной раз утвердиться за счет чужой славы, но ведь он так или иначе использовал каждого своего знакомого и, в каком-то смысле, всех людей на свете. Менеджини в одном интервью саркастически заметил, что Аристотелю нужна Мария для того, чтобы «позолотить свои мрачные танкеры именем великой певицы».
Но существовала и другая сторона медали. Певица наконец полюбила, и она вовсе не думала о том – использует ее Онассис или нет. Она просто была счастлива. Конечно, она задумывалась над тем, любит ее Аристо или нет, но, даже понимая, что не очень-то и любит, говорила: «Я только хотела бы, чтобы это действительно был роман».
Аристотель научил ее наслаждаться физической любовью, открыв Марии абсолютно новые для нее ощущения. Опытный в любовных делах Онассис прекрасно знал, как себя следует вести: приходя к Марии, он изображал влюбленного пажа королевы. Одевал ее, собственноручно делал ей педикюр, расчесывал ее длинные черные волосы и непрерывно говорил комплименты. При этом как никто умел слушать или притворялся, что слушает. Он понимал, что обладающая своеобразными взглядами на отношения мужчины и женщины Мария желает видеть в своем возлюбленном не только любовника, но и подлинного друга.
«Я вела себя так глупо, – писала Каллас в своем дневнике, – каялась перед ним, что бросила мужа, говорила, что мне из-за этого стыдно. Как ему, наверно, было смешно все это слушать!»
