Павел Скоропадский - Спогади. Кінець 1917 – грудень 1918
Было поздно ночью. Меня мучало отсутствие около меня подготовленного кадра людей, способных занять министерские посты. Хотя Николая Николаевича Устимовича я любил, он был предан моей идее, но я сознавал, что, он не годится на должность председателя совета министров. Подходящего человека в Киеве я не видел на этот пост. Я решил взять Устимовича с тем, чтобы впоследствии, когда дело получит огласку и можно будет работать открыто, я ему подыщу другое почетное назначение. Кроме того, далеко не все портфели министерские были замещены. Это меня чрезвычайно волновало. У меня не было еще начальника штаба. Я никак, не мог остановиться на каком-нибудь генерале. Военного министра тоже не было, как и министра земледелия. Все это, было очень печально. События так быстро развертывались. Через несколько дней власть переходила ко мне, а людей для ведения дела я еще не нашел. На следующий день я вспомнил о некоем начальнике дивизии, генерал-майоре Дашкевиче-Горбатском{147}. Лично я его почти не знал, но слышал, когда еще командовал корпусом, что в 1-ом корпусе его хвалили как хорошего и решительного командира полка. Он был офицером генерального штаба. Времени на обдумывание не было, я за ним. послал и немедленно назначил его своим начальником штаба.
Затем в тот же день я познакомился с Александром Александровичем Палтовым{148}. Я как-то сказал Гижицкому, что я обдумываю свое обращение к населению, которое необходимо будет в день переворота. Но прежде чем составить его, мне нужно посоветоваться с каким-то юристом. Он мне привел Палтова. Я вызвал его в отдельную комнату, рассказал ему план предстоящих действий и цели, которые я Собирался, преследовать по установлению Гетманства. Указал ему на основные мысли, которые я хотел провести в своем обращении к народу. Он начерно записал, пошел к себе домой и через полтора часа вернулся ко мне с уже совершенно готовой основой моей Грамоты. Оставалось лишь несколько сгладить и заменить некоторые выражения более симпатичными. Меня эта ясность ума и быстрота работы в таком сложном вопросе поразили. Таких помощников у меня до сих пор не было. Я ему немедленно предложил обдумать вопрос, какую бы должность он мечтал занять, в случае удачи переворота. Предполагал назначить его помощником державного секретаря, он согласился. Я решил его приблизить к себе. Александр Александрович был при мне за все время моего Гетманства. Он ушел за месяц до моего падения, но, собственно говоря, этот последний месяц, который я опишу впоследствии, для меня не существует.
Впоследствии из-за Палтова мне пришлось испытать много неприятностей. Мне говорили, что у него были какие-то денежные недоразумения при старом правительстве, что он был под судом. Все это, может быть, и было, — я этого не знаю. Я утверждаю лишь одно, что во время бытности его при мне (он занимал должность товарища министра иностранных дел, с откомандированием ко мне) — это выдающийся по своему уму человек, по своей широкой всесторонней образованности, что он поразительно работоспособен, уравновешен, всегда на месте и что он был предан делу, которому служил, и тем самым мне. Его прошлые денежные дела мне неизвестны. Думаю, что, обладая таким умом, если бы это был действительно нечистый делец, он сумел бы составить себе большое состояние[66] а он был беден. Убежден, что за время Гетманства ни в чем предосудительном в этом отношении он замечен не был. Когда ко мне приходили всякие завистники с инсинуациями по адресу Палтова, ни один из них не мог указать мне на какой-нибудь, порочащий последнего факт. Что он любил иногда покутить, может быть, но когда он успевал это делать — я не знаю. Обыкновенно, до часу ночи он бывал в Совете Министров, заседавшем в Гетманском же доме, а в восемь часов утра являлся уже ко мне с готовыми бумагами. Он действительно работал над созданием Украины не за страх, а за совесть. Никакой задней мысли у него не было, брал вопрос всегда широко и смело, не комкал его и не боялся нового, если это было целесообразно. У него был широкий размах, чего, к сожалению; у большинства наших министров не было. Я его оцепил с первого дня! ношения своего о нем не меняю, хотя знаю, что многие меня в этом может быть, упрекнут. Я им в ответ на это скажу одно» если вы, господа, когда-нибудь будете в тех условиях, в которых был я, желая вам добра, советую: берегите умных, образованных, способных к работе людей, у нас их можно перечесть по пальцам. Не придирайтесь к мелочам. Не копошитесь в прошлом ваших подчиненных, если в данную минуту они ценны своей работой. За этот совет вы мне скажете спасибо.
Уж почему это так, я не знаю, это требует особого исследования, но факт тот, что людей нет не только у нас, но и за границей, как в странах Согласия, так, и в Центральных державах. Самый крупный человек, которого выдвинула наша эпоха, это, к нашему ужасу, — Ленин. Людей нет. Теперь, когда мне нечего делать, я выписал газеты всех оттенков и всех основных стран, имеющих значение. Как все эти различные речи крупных государственных и Общественных деятелей внушительно красивы на столбцах газет, Как они успокоительно действуют на нервы непосвященного в тайны политики и как они безотрадны для человека, вкусившего яд государственного правления. Как мелочны и жалки все эти слова в сравнении с теми событиями, которые мы переживали и, главное, которые будем переживать. Как несвоевременны решения власть имущих. Когда они за что-нибудь, наконец, после Долгих сомнений решаются взяться, жизнь уже ушла вперед, и они снова остаются перед разбитым корытом. Какая фальшь звучит во всем, что говорят эти люди. Нет людей нет! Палтов далеко не был гением, но это был умный и полезный мне работник. Я его теперь потерял из вида и сомневаюсь, буду ли я с ним когда-нибудь работать, но все же должное отдать ему обязан.
Вся толчея, которая была сначала на моей квартире на Крещатике, перешла теперь на квартиру Безака. С утра до вечера толпились офицеры, проходили различные деятели; получившие назначение или ожидавшие его. Насколько трудно было мое положение из-за недостатка людей, очень сказалось во время поисков министра земледелия.
Все лица, к которым я (обращался, не могли принять на себя эту обязанность. Вообще; как впоследствии я не нуждался в людях, которые приходили ко мне с советами взять. такое-то или другое лицо, желая иметь своего ставленника министра, так до переворота все крупные организации и отдельные личности сидели по норам и избегали меня.
Вот почему я благодарен: г-ну Безаку за то, что он принял к себе и не избегал меня в эти минуты. Другие предпочитали выждать и посмотреть, что из этого выйдет.
