Евгений Балабин - Далекое и близкое, старое и новое
Как-то я возвращался с телеграфа после разговора с атаманом и узнал, что на Макеевку наступает неприятельская кавалерия. Я один в отеле и в полной беспомощности. Из окна вижу, что передние дозоры противника уже вошли в Макеевку, через пять минут будут возле отеля, и меня арестуют. Вдруг вбегает сотник Греков и говорит: «Реквизировал для вас сани, скорей садитесь, а то нас захватят большевики». Под рев и улюлюканье рабочего населения я поехал к казарме, где на противоположном конце Макеевки была расположена сотня казаков. Я в санях, сотник Греков и его вольноопределяющийся верхом. Наступила ночь. Я выслал в сторону противника разъезд, но сейчас же пулей из винтовки был ранен начальник разъезда, вахмистр, и разъезд возвратился. Сотня самовольно исчезла. Надо было и мне уезжать к станции Ханжонково.
Ночь. Тьма. Дорогу не знаем. Ямщик-немец говорит, что дорогу хорошо знает. Поехали. Встречаем в поле случайного казака, спрашивает: «Куда едете?» – «В Ханжонково». – «Да это совсем не Ханжонково, в полуверсте рудник, и там сейчас митинг большевиков, я вас провожу в Ханжонково». Еще раз спас Господь от смерти. Немец извиняется, говорит, что заблудился. Вероятно, хотел выслужиться и сдать нас большевикам.
Утром, в Ханжонково, я поговорил с казаками, пристыдил их за бегство из Макеевки, выставил из них охранение и послал дозоры в местечко. Сам поселился в отдельном вагоне – салон и одно купе. Вскоре пришли дозорные казаки и докладывают, что поймали шпиона. «Почему вы думаете, что это шпион? Вы с ним разговаривали?» – «Никак нет, и так видать, что он шпион». – «Введите его ко мне в вагон». Здоровый, сильный парень. «Ты что за человек, и почему ты ночью ходишь по местечку?» – «Я с того рудника (где был противник) и послан узнать, сколько казаков и где они расположены». – «Значит, ты шпион?» – «Да, шпион». Шпиона арестовали. Какой ужас – Гражданская война. Какие сильные люди погибают из-за своих заблуждений.
Прислали мне в помощь подполковника Генерального штаба (забыл фамилию) и два орудия.
На следующий день мы построили казаков против рудника, который решили атаковать. Со стороны противника страшная стрельба из винтовок, пулеметов и орудий. Наша артиллерия тоже сделала несколько выстрелов, чтобы показать, что и у нас есть артиллерия. Казаков невозможно было поднять для атаки – прилипли к земле и боятся встать. Я говорю им: «Ведь перед нами не войска, а сволочь. Смотрите: все их выстрелы идут выше нас, и даже в меня, стоящего во весь рост, не могут попасть. Мы в три минуты добежим до них, а тогда вскочим и побежим, они испугаются и стрелять перестанут. А не хотите атаковать – я один пойду на них» – и пошел. Но не прошел я и десяти шагов, как все вскочили и побежали. Большевики в панике бежали. Мы захватили их орудия и пулеметы и в этот же день возвратились в Макеевку. Большевики отступили верст на пятьдесят. Во всех большевистских газетах меня поносили как врага народа, прорвавшего их фронт.
Инженер Тостивен рассказывал, что его хотели расстрелять за то, что принимал меня и кормил обедами. Его ставили к стенке лицом и сзади щелкали затворами винтовок. Он сказал, что если придется нам еще уходить, то и он поедет с нами.
Из Новочеркасска прислали мне ружейные патроны. На станции Кутейниково рабочие задержали эти патроны. Сотник Греков взялся привезти их в Макеевку.
На станции он взял паровоз и один товарный вагон, в дверях которого поставил для устрашения пулемет... Сам управляя паровозом, неожиданно доехал со своим вольноопределяющимся до станции Кутейниково, вбежал на станцию, наполненную народом, разыскал ящики с патронами, поставил их в товарный вагон, дал задний ход своему поезду, и, только когда поезд тронулся, по нему открыли безрезультатную стрельбу... Патроны привез благополучно.
Через несколько дней Греков на станции Макеевка проверял документы едущих в Донскую область. Между приходом поездов он решил заснуть в свободном вагоне. Большевики хотели его схватить. Одни стали у дверей, другие вошли в вагон. Греков выскочил в окно и побежал, в него стреляли из винтовок, но ни одна пуля его не задела.
Через день он опять был на станции со своим вольноопределяющимся и встретил того большевика, который в него стрелял. Страшно избил его и спросил: «Знаешь, за что я тебя бью?» – «Знаю, за то, что хотел вас убить». – «Нет, за то, что стрелял на десять шагов и не попал. Не умеешь стрелять, так и не стреляй».
Положение в Макеевке было очень тревожное, рабочие митинговали и не хотели работать. В мое распоряжение прислали полк казаков под командой полковника Михаила Евграфовича Власова121 , нашего лейб-казака и моего товарища по кадетскому корпусу и по военному училищу. Власов высылал сотни казаков к заводам, и рабочие, видя большое число казаков, не решались выступать открыто. Высланные полковником Власовым разъезды на Юзовку и Харцызск донесли, что на Макеевку движутся большие силы большевиков из трех родов войск. Пришлось из Макеевки отойти на более удобную позицию у станции Кутейниково. Из Новочеркасска прибыл начальник дивизии генерал И.Д. Юрлов командовать всем отрядом. Он приехал ко мне и сказал: «Буду жить в вагоне на станции Успенская. Вы распоряжайтесь, как и раньше, я вам мешать не буду, но вы сообщайте мне о ваших распоряжениях». Я посылал донесения ему и, как полагается, копии атаману Каледину. Недели через две приезжает ко мне Иван Давыдович и просит: «Поезжайте в Новочеркасск и сообщите атаману Каледину о нашем здесь положении, а то он не верит моим донесениям». – «А что вы ему доносите?» – «Да ваши же донесения, только немножко их переделываю». – «Можно в Новочеркасске прожить мне сутки?» – «Нет, пожалуйста, сейчас же возвращайтесь». – «Может со мной ехать мой начальник штаба, он очень просится». – «Нет, ни в коем случае, его оставьте мне».
Выехавшие со мной супруги Тостивен проехали в Царицын и оттуда через Россию во Францию. Они писали мне, что из газет узнали о моем назначении министром Донского войска.
Генерал Каледин благодарил меня за работу в Макеевке и разрешил пробыть несколько дней в Новочеркасске. Но вечером в тот же день неожиданно приехал генерал Юрлов. «Что случилось?» – «Когда вы уехали, мой вагон прицепили к поезду и, не говоря мне ни слова, быстро, не останавливаясь на станциях, помчали к Таганрогу. Не доезжая до Таганрога, на станции Кошкино, поезд остановился. Я вышел из вагона, меня окружили казаки и сообщили, что больше не желают держать фронт, а чтобы мне не попало за это от атамана, предложили считать, что они меня арестовали и везут силой. Я, – сказал дальше Иван Давыдович, – доложил об этом атаману и подал рапорт об уходе в отставку. Моя отставка принята – вы назначены начальником 9-й Донской Казачьей дивизии». Это было 6 января 1918 года. В этой дивизии было 6 полков, которые стояли в разных станицах далеко от города.
