Виктор Ротов - И в засуху бессмертники цветут... К 80-летию писателя Анатолия Знаменского: Воспоминания
Как писателю мне впору было проклинать себя за крайнее «нелюбопытство» и то пренебрежение, с которым я относился к событиям революции и гражданской войны до самого последнего момента. В 1958 году умер мой отец, своими глазами видевший все, находившийся даже в самом центре событий того времени…
Да, «пепел Клааса жег мое сердце», и события 1917–1921 годов обступили меня со всех сторон — как судьбоносные для всего народа, для моей семьи и меня лично.
Надо сказать, что мне сразу же повезло в сборе материалов. Живы оказались еще участники тех событий в Волгограде, Ростове и Ленинграде, добившиеся реабилитации бывшего командарма-2, первого инспектора кавалерии РККА Ф. К. Миронова, главного борца с «расказачиванием» на Дону. Документы — до 300 единиц, приложенные к его реабилитационному делу, среди которых обнаружилась и пресловутая «Директива Оргбюро РКП(б) о расказачивании России» за подписью Свердлова, тоже оказались у меня в руках. Но при всем этом было хорошо известно, что на всю эту богатую «тематику» в верхах был наложен запрет. Когда в 1960 году реабилитировали Миронова, то секретарь ЦК по идеологии Ильичев будто бы сказал на специальном совещании: «То, что реабилитировали видного героя гражданской войны, —
хорошо. Но — пожалуйста! — никакой популяризации событий, никакого «копания в грязном белье»! Нечего поднимать старые проблемы!». Тут была заключена великая ложь: упомянутые проблемы не могли «постареть», они еще более обострились!
Помимо ряда ветеранов, я в 1975 году встретился с младшим сыном писателя А. С. Серафимовича, Игорем Александровичем, так как Миронов был близок к его отцу, да и сам писатель должен был занимать определенное место в романе как собкор «Правды» тех лет, активный противник троцкистских подходов к казачеству. И вот когда я стал расспрашивать его об отношениях его отца с писателем Ф. Д. Крюковым, дореволюционным приятелем, но отошедшим после к белому движению, Игорь Александрович усмехнулся:
— А вам зачем — ЭТО?
— Он тоже должен войти в роман как антипод Миронова, сознательный противник большевизма, хотя в молодости они были друзьями. Очень интересная фигура, демократ, близкий к В. Г. Короленко, и вдруг — не просто белогвардеец, а идеолог этого движения на Дону! Это ведь страшно важно для понимания эпохи, провальной глубины проблем!
— Вы, значит, намереваетесь, сударь, одним лбом пробить сразу две стены? Тема Миронова ведь пока закрыта, но и тема Крюкова — тоже! Тут хотя бы одну… как‑нибудь… — Игорь Александрович, как и его отец, был сторонником «пробивания стен», но сомневался в результатах.
Я сказал, что пока пишу роман «в стол», не для публикации, но в твердой надежде, что рано или поздно сама жизнь России и русского общества потребует именно таких откровений, которые ныне грубо запрещаются или затушевываются незаметно. Понадобится и мой роман.
— Н — да… В таком случае желаю успеха, — сказал Игорь Александрович. И подарил мне одну из книг отца с очерками о гражданской войне.
К 1977 году я подошел к завершению второго тома романа с ничего не значащим названием «Золотое оружие Республики» и на фоне общественных мероприятий в связи с приближающейся 60–й годовщиной Октября решил прозондировать возможность публикации хотя бы первого, экспозиционного тома романа, в котором еще только назревали проблемы февраля 1919 года, то есть расказачивания и вешенского восстания казаков. Что касается начальных глав этого тома, то они с преизбытком были насыщены революционной эйфорией того периода, когда от революционных призывов и вседозволенности лезли на стену не только темные солдатско — пролетарские массы, но и сама буржуазия и даже отдельные члены императорской фамилии… Никаких натяжек я тут не допустил, но «спекулятивный элемент» возник сам по себе, и я возлагал на него кое — какие надежды. А поскольку казачий вопрос — это тот же крестьянский вопрос в обостренной форме, то было уместно предложить рукопись в редакцию журнала «Наш современник».
Редактор С. В. Викулов, учившийся со мною на Высших литературных курсах в 1959–1960 годах, был за публикацию, некоторые члены редколлегии — тоже. Но поскольку активными персонажами романа кроме Ф. К. Миронова и Ф. Д. Крюкова были канонизированные фигуры Ленина, Дзержинского, Орджоникидзе, а также Троцкого и Свердлова, то для опубликования требовалась обязательная виза ИМЛ — Института Маркса — Ленина. И тут, как и следовало ожидать, возникла пробуксовка с задним ходом.
Пробный номер у нас не прошел, да и не мог пройти. Говорят, что отделом документов по гражданской войне в ИМЛ заведовал Андрей Свердлов, сын бывшего председателя ВЦИК и автора «Директивы»…
Два года спустя в издательстве «Современник» стали работать знакомые мне люди, вроде бы заинтересованные в публикации моего романа, да и в ЦК КПСС давно не было секретаря по идеологии Л. Ильичева. И я рискнул предложить им для издания
снова первую книгу романа. Увы, литнадсмотрщики и там оказались. Вскоре я получил официальный и довольно неутешительный для меня ответ:
«№ 489 16 февраля 1980 г.
Редакция русской советской прозы внимательно познакомилась с Вашим произведением. По поручению издательства Ваш роман читал рецензент (зам. главного редактора) П. Карелин.
Издательство и рецензент пришли к выводу: поскольку первая книга романа не имеет самостоятельного значения и какой‑либо сюжетной завершенности, печатать ее отдельно, без второй книги, нецелесообразно. Рукопись Вам с рецензией П. Карелина возвращаем».
И соответственно — две подписи: и. о. заведующего редакцией и ст. редактора. Здесь нельзя было не обратить внимания на то, что формулировка отказа была будто бы скопирована с формулировки ИМЛ и что двери к изданию этой моей книги пока прочно закрыты.
Но «пепел Клааса» жег авторское сердце, да и надо было как-то «застолбить» больную для меня тему хотя бы в местной печати. Я стал давать сугубо военные, лишенные политического окраса и какой‑либо идеологической глубины эпизоды в местном альманахе «Кубань», где сам был одним из членов редколлегии.
Первая публикация состоялась в 12–м номере за 1978 год, далее пошли большие фрагменты по пять — шесть печатных листов в год под сменными названиями: «Быть человеком» (пролог романа), «Первые красногвардейцы», «Красные и белые», «На дорогах гражданской» и т. д., и т. п.
Я‑то давал пока, повторяю, те отрывки, где совершенно не затрагивалась тема расказачивания и политического размежевания внутри РКП(б), но тема эта занимала, разумеется, не одного писателя России и как‑то просочилась снова в романе Ю. Трифонова «Старик», напечатанном в журнале «Дружба народов», где под фамилией Мигулина фигурировал снова непокорный командарм Миронов, а рядом с ним — полусумасшедшие неврастеники из Донбюро РКП — правда, тоже с подставными фамилиями.
