Сергей Витте - Воспоминания. Том 3
Главное же - именно Матильда была моральной опорой Витте в трудные годы. Нелады с царем, мировой кризис, который поставил под сомнение его, казалось, бесспорные заслуги перед страной, торжество врагов, постоянные угрозы террористов - все это увенчалось нервным расстройством и отставкой в 1906 году. И если бы не Матильда Ивановна, неизвестно, что сталось бы с Витт. Сам он со сдержанным восхищением пишет о ее реакции на то, что в трубы дома, где они тогда жили, кто-то опустил "адские машины" (не взорвались они лишь случайно). Матильда Ивановна эту скверную новость узнала, вернувшись из театра: "Ее успокаивать было не нужно, скорее, она своим хладнокровием успокаивала мои нервы".
"Больше изящной словесности так никогда не везло", - написал много лет спустя поэт Владимир Корнилов об Анне Григорьевне Достоевской, не просто верной подруге, но и лучшей помощнице мужа, образцово-показательной вдове. Пожалуй, то же можно было бы сказать и о любезном отечестве. Зарождавшийся капитализм "вывел" новую породу женщин - умных, деловитых, живущих интересами мужа и просекающих их выгоду моментально, на несколько ходов вперед. Обольстительных, но не жеманных.
Граф Витте, мозжечком угадывающий "веяния времени" и "ход истории", и здесь оказался впереди всех. И когда мы с тоской думаем о благоденствии России 1913 года, на самом деле мы вспоминаем о любви невыносимого человека графа Витте к его энергичной и умной жене, перед которой были закрыты двери петербургских салонов. конец статьи - ТАТЬЯНА БЛАЖНОВА "Любовь карьериста" дополнение ldn-knigi)
135 Этот факт тем не менее показывает, что деятели революции даже в Чите находились тогда в довольно определенных связях с русскими деятелями той же партии за границею, а равно характеризует то трудное время, которое мы переживали. Одновременно было решено сменить главнокомандующего Линевича.
Вдруг Великий Князь Николай Николаевич мне говорит, что он рекомендовал назначить вместо Линевича генерал-адъютанта барона Мейендорфа, почтеннейшего и прекраснейшего человека, но по свойствам своим еще более неподходящего нежели Линевич, я рекомендовал генерала Гродекова, члена Государственного Совета, который и был назначен; он восстановил в армии порядок и совершил эвакуацию действующей армии из Манджурии.
Это было в конце 1905 года или в начале 1906 года, с тех пор я его встретил только в прошлом году (1908 г.) в Государственном Совете из действующей армии он был назначен генерал-губернатором в Туркестан (после Субботича), там не поладил с Великим Князем Николаем Николаевичем и вернулся в Государственный Совет. Встретивши меня в Государственном Совете, он спросил меня:
- Оправдал ли я вашу рекомендацию в действующей армии?
Я ответил, что, по моему, мою рекомендацию он вполне оправдал.
Полный недостаток войск в европейской России в виду раскинутых на громадном пространстве крестьянских беспорядков усугублялся несоответствующей данному положению вещей дислокацией войск. Везде, где появлялись войска, в деревнях становилось спокойно, а где их не было, являлись то там, то в другом месте беспорядки. Как только явилась надежда, вследствие восстановления правильного движения на железных дорогах, быстрого пополнения войск нормальным сбором новобранцев и возвращающимися войсками действующей армии, я возбудил вопрос об изменении дислокации войск и Его Величество 24 декабря 1905 года поручил это дело особому совещанию под моим председательством, при участии Великого Князя Николая Николаевича, военного министра, его помощника Поливанова, генерала Палицына и министра внутренних дел. Совещание это немедленно состоялось и в нем были выработаны основания новой дислокации войск и определен порядок действия войск в случае местных восстаний. Была проведена та основная мысль, 136 которой я всегда держался, начиная с 17 октября: в случай восстания отвечать силою силе и, в таком случае, всякие нежности должны быть оставлены в стороне. Но раз нет восстания, раз порядок восстановлен, то немедленно должен быть введен нормальный порядок. Казнь огульная полевыми судами через месяцы и годы после преступления, т. е. то, что творится уже три года со времени оставления мною премьерства до сего времени, представляет собой бессмысленную жестокость, и я был бы рад, если бы мое предчувствие, что за эту кровь жестоко будут наказаны виновные и, конечно, прежде всего главный виновник, окажется ошибочным...
Особенно сильно разразились аграрные волнения в прибалтийских губерниях. К этому были многообразные причины и, пожалуй, главнейшая та, что правительство в последние десятки лет, с целью руссифицировать край, устраняло и даже преследовало то, что составляло там культуру, созданную интеллигентным классом балтийских немцев, преимущественно дворян, не создавая ничего прочного русского, т. е. не вводя ничего иного взамен этой, как бы там ни было, но древней и развитой культуры.
Край этот, как известно, состоит из низшего класса крестьян-латышей и высшего - немцев; вот, чтобы руссифицировать край, наше правительство начало руссифицировать низший класс, вытравляя из него то, что было ему привито немецким дворянством, а так как русская школа и вообще свободная литература в последние десятки лет почти сплошь дышала характером освободительным, то естественно, руссифицирование латышей вместе с тем натравливало их на немецкое дворянство, которое, правда, в некоторых отношениях жило средневековыми традициями.
Затем другая причина заключалась в том, что латышское население было значительно распропагандировано возвратившимися выходцами из Прибалтийских губерний в соседние страны и, между прочим, в Германию, распропагандировано в смысле социалистическом и анархическом.
Поэтому, когда революционная волна освободительного движения тронула довольно ограниченных по натуре, но упрямых и твердых по характеру латышей, то нигде в России возмутительная "иллюминация" помещичьей собственности не приняла таких размеров, как в прибалтийском крае. Это вынудило меня возбудить вопрос об учреждении в этом крае (Курляндская, Эстляндская и Лифляндская губернии) 137 временного генерал-губернаторства. Временным генерал-губернатором по моей инициативе был назначен генерал-лейтенант Соллогуб. Сначала это имя как будто встретило затруднение, но потом он встретил поддержку Великого Князя Николая Николаевича, а потому назначение состоялось.
Во время моего председательства действиями генерал-лейтенанта Соллогуба я был доволен, так как он не боялся, не прятался, а, с другой стороны, не давал разыгрываться бесшабашным проявлениям жестокости часто пьяной реакции.
