Вадим Лейбовский - Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»
Еще до отъезда в эту командировку было решено, что предварительные игры советской сборной в Ирапуато будут комментировать Евгений Майоров и Котэ Махарадзе. И что они улетят домой на неделю раньше остальных — нужно было экономить средства.
У Владимира в течение долгого времени сохранялись дружеские, даже близкие отношения с Махарадзе. Когда бы Маслаченко ни приезжал в Тбилиси, он всегда был самым дорогим гостем, которого Котэ Иванович неизменно принимал так, как это умеют делать в Грузии. К тому же Махарадзе обязательно приглашал своего коллегу и друга в телевизионный эфир, они подолгу и обстоятельно рассуждали в студии о футболе.
Тем же отвечал своему другу и Маслаченко в Москве. Даже останавливался Махарадзе в квартире Владимира.
Маслаченко неоднозначно относился к работе Махарадзе в эфире, поскольку считал, что недостаток знания предмета (тот никогда не играл в футбол) он зачастую подменял актерским искусством. Однако, понимая обостренное самолюбие и ранимость Котэ Ивановича, он этой темы в их общении никогда не касался.
Еще на аргентинском чемпионате мира в 1978 году Маслаченко решился на эксперимент: попробовал вести репортаж «под картинку» сразу с двух мониторов, то есть одновременно о двух матчах. Надо сказать, что вообще работа «под картинку»- суррогат настоящего классического репортажа, того, на котором выросло целое поколение комментаторов. Вместо стадиона, простора, воздуха ведущий вынужден привыкать к маленькой душной комнатке. Да и ошибок, которые могут раздражать болельщика, при работе «под картинку» никак не меньше, чем при репортаже со стадиона. Бывает, режиссер упустил замену игроков, и комментатор лишь через несколько минут замечает, что по полю бегает новый игрок. Или от дальней кромки поля защитник делает передачу на противоположный край, а полной панорамы поля на экране нет. И комментатор должен интуитивно, представляя тактические построения команды, сказать, кому эта передача направлена. И с риском называть имя адресата. Хорошо, если угадал, о чем узнаешь лишь тогда, когда режиссер даст общий план.
Но вот Маслаченко решился на эту работу с двух мониторов в репортаже о втором тайме двух одновременно игравшихся матчей. Ему показалось, что получилось, да и в Москве одобрили. В следующий раз он решился снова сыграть в такую же игру, но вместе с Котэ Махарадзе — пусть каждый комментирует свою игру, поочередно передавая друг другу слово. Маслаченко рассчитывал, что коллега перестроится на динамичный, репортерский рассказ, на «игру в мяч», выражаясь на жаргоне самих футбольных комментаторов. Но коллега не сумел, а может быть, просто не захотел работать в ключе Маслаченко. Он так и остался верен своим привычным уходам в сторону, в рассуждения и описание второстепенного. Москва тогда одобрения не высказала, просто промолчала. Больше к этому приему уже не возвращались.
На мексиканский чемпионат мира Махарадзе запланирован не был. Он был потрясен. Казалось, он не знал в жизни большего горя. «Как я объясню это в Тбилиси? Как я посмотрю в глаза людям? — сказал он своему другу. — Если можешь, помоги, поговори с кем нужно». Маслаченко в ту пору и сам еще не числился в команде, однако извещать об этом Котэ Ивановича не стал. Он сумел решить его вопрос. Они отправились в Мексику.
Игра Аргентина — Уругвай запомнилась всем совершенно ураганным, непрекращающимся шквалом п каким-то особым ливнем, дотоле никому не известным по объемам низвергавшейся воды. Водяные потоки мчались почти горизонтально — такова была сила ветра. Комментаторских кабин на таких чемпионатах не бывает — столь велика армия журналистов. И сидят они на своей трибуне, открытой всем ливням и ураганам. На этот раз журналисты работали уже не под дождем, а просто в сплошной бушующей водной купели. И вот на нашего комментатора словно снизошло озарение. Он подсознательно решил повести репортаж в радиоключе. Он, словно перебивая самого себя, играл сменами темпа речи, модуляциями голоса, отчего телезритель ощущал себя уже там, рядом с ним, или даже с игроками, на пенящемся, бурлящем поле.
Матч Аргентина — Англия не просто занял особое место в мексиканском чемпионате, но и вошел в историю футбола. Он игрался на фоне разразившегося конфликта между этими странами из-за Фолклендских островов. Конфликта, едва не обернувшегося большим кровопролитием. В конце концов «железная леди» послала войска, и все как-то образовалось.
Но были основания опасаться провокаций во время самого матча. И они действительно имели место. Правда, не с той стороны, откуда их ожидали, а с… голых задниц, коими группа разнузданных английских фанов одарила пораженный мир. И вот, словно в отместку англичанам, в качестве своего «ответа Чемберлену» Диего Марадона забил в английские ворота свой исторический гол рукой. Вся Южная Америка, будто ничего недозволенного не увидев, взревела от восторга. Да и журналисты недоуменно промолчали. Даже сидевший рядом с Маслаченко Игорь Фесуненко не заметил грех. И только Маслаченко встал и, обращаясь к товарищам по цеху, поднял руки и жестом показал: «Рука! Была рука!» Но судья остался слеп и нем. Лишь два дня спустя опубликовали единственный снимок, изобличавший Марадону. Автор снимка не торопился давать его в печать — он набивал цену. В конце концов она достигла двадцати тысяч долларов. Только после этого грешный форвард произнес свое сакраментальное: «То была рука Господа!»
Лебединая — Озерова
Отработав свою серию в Ирапуато, Майоров и Махарадзе возвратились в Мехико, с тем чтобы через день отбыть на родину. К этому времени Иваницкий уже улетел в Москву — готовиться к Играм Доброй Воли, — и Маслаченко остался руководителем команды Гостелерадио. Накануне отъезда Иваницкого Маслаченко попросил его задержать Майорова и Махарадзе в Мехико до окончания чемпионата, сказал, что для обоих есть дело: одному нужно поработать для радио, а Котэ Ивановичу поездить с оператором по городу и набрать материал для итоговой передачи. Иваницкий сказал, что свяжется с Москвой и обсудит это предложение. Он так и сделал, вопрос был улажен.
И вот, ничего пока не зная об этом радостном для себя решении, Майоров и Махарадзе вернулись из Ирапуаго в Мехико и подъехали к гостинице, обильно нагруженные покупками и подарками, причем в окружении каких-то мексиканцев.
Увидев у входа Маслаченко, Махарадзе решил представить его своим новым мексиканским друзьям: «Это мой друг, молодой актер из Москвы. Он проходил у меня практику в нашем тбилисском театре…» И, отозвав Владимира в сторону, шепнул ему: «Вот видишь, какие у нас с тобой теперь друзья. И так не хочется завтра уезжать. Может, ты похлопочешь?»
