Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров»
Я начинаю подбирать корейские слова, пытаясь сказать, что я – советский летчик и защищаю Корею от налетов американцев. Но то ли я вспоминал не те слова, то ли мое произношение было неважным, но, во всяком случае, я вижу, что меня не понимают. Тогда я решаю упростить объяснение, тыкаю пальцем в корейца и говорю:
– Ким Ир Сен – хо! – то есть «хорошо». Затем я указываю пальцем на себя: – Сталин – хо!
Кореец повторяет:
– Хо, хо!
Затем для ясности я снова указываю пальцем на него:
– Пхеньян – хо, – и на себя, – Москва – хо!
Теперь я вижу, что меня поняли. Кореец кивает головой, тычет в меня пальцем и говорит:
– Хо, хо!
Он сажает меня в свою тележку, и мы начинаем медленно ехать по дороге между сопок. Часа через полтора показывается деревня. Мы подъезжаем к небольшому дому, крестьянин уходит и скоро возвращается с несколькими другими корейцами. Меня проводят в комнату. Я вижу, что корейцы при входе раздеваются, снимают обувь, поэтому также снимаю ботинки и прохожу в комнату за ними. Как же объяснить присутствующим, кто я такой? Тут я вижу на столе бумагу, беру у них ручку и рисую Корею, реку Ялуцзян, самолет МиГ-15 с корейскими опознавательными знаками, американский «Сейбр»... Жестами и на рисунке я показываю, как шел бой, как я сбил двух американцев и как потом сбили меня – тут я рисую парашют. Кажется, мои собеседники меня поняли!
Меня усаживают за низкий столик, на котором стоит тарелка с какой-то едой, ставят на столик стаканчики и бутылку с какой-то жидкостью. В руки мне дают палочки и показывают, как ими пользоваться. Потом мне показывают, чтобы я взял с тарелки то, что в ней лежит – это что-то вроде нашей капусты. Я кладу ее в рот и чувствую, как рот обжигает огнем: это не капуста, а сплошной перец. Открываю рот, начинаю усиленно дышать – смотрю, корейцы хохочут. Видимо, это шутка, чтобы они могли повеселиться. Мне подносят стакан и показывают, что надо выпить. При этом корейцы говорят: «Хо» – мол, хорошо будет!
Делать нечего, все во рту горит. Я выпиваю стакан полностью, и действительно, мне становится хорошо. Жар во рту проходит, боль в теле немного утихает. Меня начинают угощать другими блюдами: рисом, лепешками из какой-то муки, супом из капусты. Мы пытаемся разговаривать, но больше объясняемся знаками. Наконец обед окончен, собеседники уходят, и хозяин укладывает меня спать на циновках на полу. Но заснуть не могу – ноет все тело. Все-таки 16-кратная перегрузка при катапультировании, когда я вылетел из самолета, как снаряд из пушки, и удар о сопку дают себя знать.
На другой день утром за мной приезжает машина. Входит офицер наведения нашей дивизии – кажется, его фамилия Романов. Мы обнимаемся, и он поздравляет меня со спасением, а затем благодарит корейцев за гостеприимство. Меня кладут в кузов машины. Правда, я пытаюсь сидеть, но позвоночник побаливает. Дорога петляет между сопок, и я все время смотрю вверх, чтобы предупредить шофера, если появятся американские штурмовики. Но все проходит благополучно. Вечером мы переезжаем реку Ялуцзян и приезжаем в полк. Ребята обнимают и поздравляют меня. Вместе с тем узнаю тяжелую новость: погиб молодой летчик Филиппов. Его атаковали сверху-спереди, и пуля попала ему прямо в голову. Командир полка Вишняков отчитывает меня за потерю двух самолетов и одного летчика. Я пытаюсь оправдываться, что мы были в самом невыгодном положении: без высоты и скорости. К тому же «Сейбров» было раза в четыре больше. Да и две трети моей группы были молодые необстрелянные летчики! Но мои доводы действуют слабо, а на то, что я сбил или подбил двух «Сейбров», он говорит:
– А где пленка, чем докажешь?
В конце концов командир говорит:
– Пару дней отдохни, а потом посмотрим.
Я иду к ребятам моей эскадрильи и тут узнаю, что в самолет старшего лейтенанта Вороного также попала очередь одного из «Сейбров». При этом была перебита и замкнута электроцепь к триммеру руля высоты, и он сработал «на пикирование». Ручка управления вырвалась из рук Вороного и полностью ушла вперед. Самолет начал пикировать. Вывести из пикирования его не удавалось – не хватило сил взять ручку на себя. Вороной хотел было катапультироваться, но заметил, что с увеличением скорости самолет начинает поднимать нос. Тогда он двумя руками стал тянуть ручку на себя и сумел вывести самолет в набор высоты. Затем он уменьшил скорость до минимальной и, переведя самолет в горизонтальный полет, смог прийти на аэродром и благополучно произвести там посадку.
Проходит неделя, и мы узнаем, что нас прибыли сменять летчики из Калужской дивизии ПВО во главе с командиром дивизии полковником Шевцовым. Ко мне подходит высокий стройный летчик, который представляется:
– Капитан Савичев. Прибыли заменить вас.
Мы начинаем беседовать, и я спрашиваю, как подготовлены летчики. В ответ я слышу:
– Прекрасно. Все летчики первого класса и летают днем и ночью в сложных метеоусловиях.
Такой ответ меня удивил, и я говорю:
– Вся эта подготовка вам не понадобится. Все воздушные бои идут только в простых метеоусловиях. Вам же срочно надо отработать сложный пилотаж и боевое маневрирование пары и звена.
На передачу самолетов было отведено всего несколько дней, в течение которых мы выполняли полеты вместе со сменщиками. Мы вводили в строй наших сменщиков, проводили полеты над территорией Кореи, но боев в это время не было. Затем мы полностью передали им свои самолеты и, погрузившись в вагоны, отправились домой.
К сожалению, хотя наши сменщики действительно умели летать в облаках днем и ночью, но это были полеты по приборам! Они не умели осматриваться, не умели вести воздушные бои. В небе Кореи эта дивизия продержалась всего 3 месяца, при этом она понесла тяжелые потери и вскоре была заменена.
Результаты боевых действий
Итак, в течение 10 месяцев – с 1 апреля 1951 года по 31 января 1952 года – наша 324-я дивизия под командованием трижды Героя Советского Союза полковника Ивана Кожедуба участвовала в прикрытии части Северной Кореи от реки Ялуцзян до города Анею (Анчжу). За это время летчики дивизии сбили 215 самолетов противника. Сама дивизия потеряла 10 летчиков и 23 своих самолета.
Важнейшим нашим достижением я считаю то, что летчики дивизии нанесли существенный урон стратегической авиации США, вооруженной тяжелыми бомбардировщиками В-29 «Суперфортресс» («Сверхкрепость»), их наша дивизия сумела сбить свыше 20. В результате В-29, выполнявшие большими группами ковровые (площадные) бомбардировки, перестали залетать днем севернее линии Пхеньян—Гензан, то есть на большую часть территории Северной Кореи. Тем самым были спасены миллионы корейских жителей, в основном женщины, дети и старики. Но и ночью В-29 несли большие потери. Всего же за три года войны в Корее было сбито около ста бомбардировщиков В-29. Еще более важным было то, что стало ясно, что в случае начала войны с Советским Союзом несущие атомные бомбы «Сверхкрепости» не достигнут крупных промышленных центров и городов СССР, ибо будут сбиты. Это сыграло огромную роль в том, что третья мировая война так и не началась.
