Юрий Сушко - Друзья Высоцкого: проверка на преданность
Слова Бориса Андреевича врезались мне в память, в душу, в сердце, и я дал себе слово: только жить, а не играть. Тогда станет существовать ЧТО (если, конечно, это что — достойная драматургия)».
* * *В старом, добром «Современнике» изначально прижилась традиция: опытные, авторитетные актеры театра обязательно посещали дипломные спектакли выпускников московских театральных училищ, присматривая среди них самых ярких, талантливых ребят, потенциально способных пополнить их труппу.
Актрисе Алле Покровской в 1963-м достался просмотр дипломников Щепкинского училища. На учебной сцене Алла Борисовна сразу выделила Олега Даля. По ее мнению, парень, с одной стороны, был смешной и нескладный, а с другой — отличался какой-то несоветской, неплебейской данностью. У него были изящные аристократические руки, приятный голос, абсолютный слух, тонкие черты лица. Еще Покровской запомнилось, что Олег обладал удивительным качеством — что на него ни надень, все ему было к лицу. Даль выглядел аристократом. В то время на экране и сцене было много совкового, а он поражал своей природной интеллигентностью.
Кстати, в «Современнике» 60-х именно «интеллигентность», «гражданственность» и, простите великодушно, «жопа» были самыми ходовыми словами.
Покровская без сомнений рекомендовала Даля худсовету своего театра. На показе — «вступительном туре» — Даль со своим сокурсником Виктором Павловым исполнял отрывок из «Голого короля» Евгения Шварца. Людмила Гурченко, которая тоже была в числе соискателей, рассказывала, как, услышав в фойе, где проходил показ, заглянула и увидела Олега, который, стоя на высоком подоконнике, что-то выкрикивал под всеобщий хохот — оконные рамы скрипели и пищали, — а потом слетел с подоконника чуть не в самую середину зала, описав в воздухе немыслимую дугу. Ручка из оконной рамы была вырвана с корнем. Всем все было ясно.
Кроме Олега Николаевича Ефремова, который как-то неопределенно протянул: «Ну-у-у, я не знаю…» Однако остальные настолько пылко вступились за новичка, что главный режиссер сдался: «Да, конечно, господи!». В те времена в труппу «Современника» актеров принимали демократично — путем голосования, и все дружно сказали: «Да!».
Сидя на черноморском песочке под Евпаторией в перерыве между съемками «Плохого хорошего человека», Высоцкий слушал рассказ Олега о поступлении в «Современник» и смеялся:
— Да, я на своей шкуре испытал эти их «туры». Зеленый новичок, я допустил роковую ошибку — взял для показа отрывок из спектакля «Два цвета», в котором блистал Женя Евстигнеев, что уже изначально означало провал, а потом еще и нахулиганил — понес отсебятину, вставлял в текст фамилии своих друзей, которые сидели в зале и болели за меня. Там был какой-то приблатненный текстик, и я, значит, говорю: «А ты знаешь Левку Кочаряна?!. А Толяна Утевского?!». А они как раз в зале от хохота корчились так, что на них с осуждением оглядывались… В общем, все сказали: «Нет!». Такая вот со мной приключилась печальная история, Олежек… С тех пор у меня на «Современник» зуб имеется. А что, Волчек еще не отменила эти туры?
— Не знаю, — как-то неопределенно пожал плечами Даль. — Я как-то все больше от них отдаляюсь…
— И дальше? — не удержавшись, скаламбурил Высоцкий. — «За далью Даль», да?
В театре многие замечали, что рядом с Далем не всегда было уютно — он слишком многого требовал от окружающих, от партнеров. Но к самому себе подходил с еще гораздо более высокой меркой.
Галина Борисовна Волчек говорила: «Возможно, в жизни Олега случались разные периоды… Если у него не было настроения, он так и говорил: «Извини, что-то я сегодня не в форме»… Другое дело, что по природе своей он был одиночкой, а театр все-таки дело коллективное…»
Увы, но факт: первые пять лет Даль почти не участвовал в знаменитых ефремовских спектаклях — «Вечно живые», «Голый король», «Обыкновенная история» и других. Однако не чувствовал себя ущемленным, а самого Олега Николаевича он поначалу просто боготворил. Но затем обиды выплеснулись через край и горькими строками легли в зеленый блокнот-дневник:
«Только фальшивые отношения могут предполагать бесконечное, бескрайнее, а потому недостойное человека терпение».
Долго-долго Даль не мог простить Ефремову «предательство» взлелеянного им же «Современника» и ухода во МХАТ. Однажды, случайно оказавшись с мэтром в одном самолете, он не удержался и зловеще процедил: «Олег Николаевич, а почему вы не застрелились?..»
* * *«Лицедейство — кредо всякого начинающего актера. Но дело в том, что лицедействовать научить нельзя — над этим противоречием размышлял Даль. «Актером и идиотом нужно родиться», — сказал философ. В этих словах есть определенная доля истины. Но ведь идиотом человека может сделать среда…»
Спасательным кругом от театральных неудач для Даля по-прежнему оставалось кино. Даже в свою первую жену — актрису «Современника» (!) Нину Дорошину Олег влюбился не в театре, а на съемках фильма «Первый троллейбус».
Киноэкспедиция базировалась в Одессе. В свободные минуты актеры, естественно, спешили на берег Черного моря. Нина в одиночку решила окунуться, заплыла подальше и вдруг поняла: тонет! Стала кричать. Услышав истошные вопли, участники съемок, занятые шашлыками, тут же постановили: кто Дорошину спасет, с тем она и уйдет.
Спас ее Олег. Она стала первой женщиной в его жизни. Разумеется, молодой человек сразу решил: женюсь! Нина пыталась объяснить пылкому влюбленному, что торопиться некуда. Разобиженный Даль на следующий день не явился на съемочную площадку. Всезнающий режиссер отчитал Дорошину: «Это все ваши штучки, Нина. Завтра Даль должен работать. На вас ответственность за срыв съемок».
Она безуспешно пыталась найти Олега. В конце концов дозвонилась на студию, где Даль озвучивал роль в другой картине: «Завтра Олег обязательно должен быть на съемках «Троллейбуса». — «А кто говорит?» — «Его жена», — хмыкнула актриса. Утром Олег стоял у гостиницы и смотрел на окна ее номера…
По возвращении в Москву Даль продолжал настаивать на официальном бракосочетании. На последние 15 рублей они купили одно кольцо. Для Даля. Для невесты денег не хватило.
Многие считали, что первая женитьба была испытанием, которое Даль сам для себя придумал. Олег стал мужем Нины Дорошиной, актрисы яркой, а по жизни — женщиной опытной (она была на семь лет старше жениха), эпатажной, эксцентричной, ровно на… один день. Ведь у нее все еще длился роковой роман с Ефремовым. В театре все об этом знали, кроме разве что Даля.
Свадьба была странной и напоминала фарс, трагикомедию. Гулял, конечно же, весь «Современник». В разгар торжества невеста вдруг швырнула на пол надувной матрац: «Ну что, прилечь, что ли?..» Мэтр Олег Николаевич Ефремов, лениво опрокинув очередную рюмочку, поманил ее пальцем, властно усадил к себе на колени и громко, как бывало на репетициях произнес: «А любишь, лапуля, ты все-таки меня…»
