Валентина Талызина - Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы
Однажды мама поехала в Сибирь навестить свою сестру, тётю Катю. А когда мама приехала, Ксюша заявила: «Баба, она на меня кричала и заставляла работать!»
Ксюша поступила в знаменитую спецшколу № 20, там учился внук Громыко. Класс был очень непростой: сплошные дочки и сыновья советской элиты. Где-то в классе четвёртом я им ставила спектакль «Двенадцать месяцев». Я кричала: «Белки, заряжайтесь!», и этот внук Громыко кричал громче всех: «Белки, заряжайтесь!» Это было здорово. Учителя меня благодарили.
Ксюша не захотела быть комсомолкой, чем меня повергла в полный ужас. Зачем идти поперёк, против стаи? Как говорила моя подруга, актриса Лида Савченко: «Валя, против стаи идти не надо».
Дочери совсем не давалась химия, зато у неё был абсолютный слух. Она ходила в музыкальную школу, у нас было пианино. Приходила Лёнина мать, бабушка Фаня, и учила Ксюшу музыке. Ксюша окончила музыкальную школу при Академическом музыкальном училище им. П. И. Чайковского в Мерзляковском переулке. Комсомолкой она так и не стала.
Однажды Ксюша мне сказала такую фразу: «Мама, вот ты меня всё время ругаешь. Ну, смотри, стоит одна скамья, и на ней сидят девочки, а перед ними стоят все мальчики. Я прихожу, мне места нет, я сажусь на другую – абсолютно пустую скамейку. Через некоторое время все мальчики перетекают и становятся возле меня».
И я поняла, что это действительно так, как бы моя мама не говорила: «Вот все твердят, что она красивая, а я не вижу ничего…», но я, между прочим, видела. Когда ей было 9–10 лет, она была вылитая итальянка, это было что-то невозможное.
Вспоминаю момент, когда она посоветовалась со мной. У неё был переходный возраст – время становления. Я понимала, что в 15 лет идёт взросление, и проявляла всяческую осторожность. По-моему, даже ходила советоваться к психологу.
Однажды Ксюша мне сказала: «Мама, мне нравится Гриша. Я ему позвоню и приглашу в кино…» Мне, взрослой женщине, было ясно, что если этот Гриша сам не звонит и не приглашает Ксюшу, то ей лучше не проявлять инициативу. Наступил такой момент, когда мне нужно было дать ей совет, чтобы это было и ненавязчиво, и в то же время действенно.
Вдруг меня пронзила мысль, и я поняла, что мне нужно делать. Помогла моя актёрская профессия. Я предложила Ксюше: «Знаешь что, а давай проиграем. Я буду Гришей, а ты будешь Ксюшей. И мы проиграем два варианта, когда ты приглашаешь Гришу, и когда Гриша приглашает тебя». Она с радостью согласилась. И мы начали играть.
Когда она мне «звонила».
– Гриша, а ты не хочешь пойти в кино?
– Что? Какое кино? Да нет, я это уже видал.
Мы с Ксюшей, естественно, не сговаривались. У нас шла чистая импровизация:
– А вот другое кино…
– Да нет, мне ещё литературу надо прочесть…
– Ну, а может быть, просто погуляем?
– Да ну! Неохота!
Ксюша не выдерживала: «Ну, мама, а что ты так отвечаешь?» Я спокойно говорила: «Это он так отвечает, не я, это он может отвечать: „Гулять? Да холодно…”»
Затем мы изменили диалог. Теперь Гриша ей звонил.
– Ксюша, пойдём на фильм «Красные дьяволята»?» – спрашивала я.
– А я его уже видела.
– Ну, тогда пойдём на другой фильм! Не хочешь? А давай в кафе, возле зоопарка есть открытое кафе…
Я предлагала миллион вариантов, куда её звал Гриша, а она отнекивалась. Потом я спросила: «Ксюшенька, какая сцена тебе больше нравится?» Она призналась: «Вторая, когда Гриша мне звонил». Я ей сказала: «Милая моя, вот и дождись второго варианта. А первый, я думаю, как ты поняла, тебе не подходит».
Когда ей исполнилось 16–17 лет – а она была просто обворожительной девушкой, я ей сказала: «Запомни, моя хорошая, ты будешь стоить ровно столько, насколько ты себя оценишь. Если ты себя оценишь в 3 рубля, ты и будешь стоить 3 рубля. Если ты себя оценишь в 30 рублей, ты и будешь стоить 30 рублей, если в 3 тысячи, ты и будешь стоить столько. Если оценишь в 3 миллиона, ты и будешь стоить 3 миллиона. Или вообще тебе не будет цены, сколько ни предлагай!» По-моему, это на неё подействовало. И она себя очень держала. Если у неё были какие-то нелады на личном фронте, она говорила: «Ну ты же меня такой воспитала». И я думала, что я правильно поступила.
Когда Ксюша заканчивала десятый класс, я ей советовала научиться печатать на машинке с иностранным шрифтом. Спокойная и доходная работа, на кусок хлеба с маслом всегда хватит.
Я не хотела, чтобы она была артисткой. В нашу профессию можно уйти один раз, не зная, что это такое. Если, конечно, ты хочешь чего-то добиться на этом поприще по-настоящему.
Но она всё-таки заявила, что пойдёт в артистки. К сожалению, она не видела всех мук, всех перипетий моей жизни, всех обид и всех сомнений. Она не знала, какие испытания для самолюбия преподносит актёрская профессия! Я ей не рассказывала. Я даже маме не всё рассказывала. Ксюша тем более не подозревала, что мне пришлось вынести, когда Завадского сменил Лосев, который меня ненавидел как главного врага своей жизни. Положение у меня было в театре плохое. Однажды, когда я снималась в картине «И это всё о нём», я заплакала. Я это очень хорошо сыграла. И мама мне сказала: «Какая, Валя, у тебя трудная профессия». Я подумала: ну, слава богу, что ты это увидела. А дочка не видела.
Когда моя дочь Ксюша приняла решение стать актрисой, я начала с ней работать. Я не педагог и не режиссёр. Никогда в жизни не буду этим заниматься. У меня не хватает терпения спокойно и тихонько рассказать, что нужно делать.
Меня не раз приглашали быть педагогом. Я понимала, что этому надо посвятить жизнь. Потому что актёрская профессия требует столько отдачи, столько шлифовки, столько работы над собой!
Сейчас, когда я вижу совершенно беспомощную артистку-партнёршу, я предлагаю ей очень лёгкое задание, чтобы она его выполнила, и тогда удаётся сделать маленький шажочек вперёд. Только теперь я подошла к этому пониманию.
Вспоминаю одну прехорошенькую артистку, у которой была очень плохая речь. Поэтому ей не следовало ни показываться, ни выходить на сцену. Она окончила театральный институт, но мне пришлось ей сказать, что, к сожалению, её там не научили. Или она не научилась. Такое тоже встречается. Единственный выход – сейчас же пойти к настоящему логопеду и поработать над речью. В театральном её очень быстро натаскали на ампула, но выскочить из него будет невозможно. Я посоветовала этой актрисе найти такого режиссёра, чтобы он вернул её к самой себе.
Недавно дала совет молодому актёру: «Ты репетируешь сейчас „Пиковую даму”, тебе надо прорваться из живота в небо, ты должен заорать, сколько есть у тебя сил: „Старая ведьма, я заставлю тебя говорить!” – тогда это выстрелит! А если будешь шептать себе в животик, как говорила Марецкая, то ничего не получится, к сожалению».
