Иосиф Лаврецкий - Хуарес
Хуарес и его сторонники предпринимали все возможные усилия, чтобы закупить за границей оружие, но результаты были ничтожны. Правительство Линкольна, опасаясь прогневать Наполеона III, запретило продажу оружия Мексике, а то, которое можно добыть контрабандным путем, было крайне трудно доставить в страну из-за французской блокады. Из Европы или стран Латинской Америки, в которых господствовали тогда реакционные режимы, ожидать помощи тоже не приходилось.
Тем не менее Хуарес не впадал в уныние. Усиленными темпами велось укрепление системы фортификаций в Пуэбле, которым руководил сподвижник Гарибальди и участник римского восстания 1849 года генерал Гиларди, вступивший добровольцем в ряды мексиканской армии. Росли партизанские отряды. Ополченцы проходили военную подготовку. Хуарес дважды посетил Пуэблу — в декабре 1862 года и в конце февраля 1863 года, лично проверяя оборону города. Население восторженно встречало президента.
В начале сентября 1862 года умер от тифа героический командующий армией Востока генерал Сарагоса, ему тогда едва исполнилось 33 года. Правительство Хуареса увековечило его память, изменив название города, который он отстоял от французов. Теперь Пуэбла де лос Анхелес — Город ангелов — стал именоваться Эроика Пуэбла де Сарагоса — Героический город Сарагоса. Командующим армии Востока после смерти Сарагосы был назначен Гонсалес Ортега. Была создана еще одна — Вспомогательная (резервная) армия, численностью в десять тысяч человек, которая расположилась севернее Пуэблы и подкрепляла армию Востока. Ее командующим был назначен Комонфорт. На этом настоял Видаурри — каудильо, царек северных провинций.
С Видаурри заигрывали южане, а он сам вел себя вызывающе по отношению к правительству. Чтобы удержать его в качестве союзника, пришлось Хуаресу согласиться с назначением его протеже на вышеуказанный пост. Правда, в этом был известный риск, ведь ни тот, ни другой не отличались постоянством политических взглядов. И все же этот шаг был оправдан, ибо расширял национальный фронт борьбы против французских колонизаторов, возглавляемый Хуаресом и его единомышленниками.
Принятые меры, конечно, укрепляли обороноспособность мексиканцев, но их армия и ресурсы были намного слабее французов, продолжавших упорно наращивать свои силы для нового наступления. Постепенно они захватили Тампико и другие порты Мексики, взяв в гигантское кольцо территорию, находившуюся под контролем мексиканского правительства.
Прогрессивные люди в странах Латинской Америки, Соединенных Штатах, в Европе, в далекой России внимательно следили за этим неравным поединком. Они страстно желали победы Хуареса над французскими завоевателями, понимая, что поражение Луи Бонапарта будет означать победу не только Хуареса, но и передовых сил Франции и других стран. Виктор Гюго заявил, что он на стороне Хуареса. Империя, а не Франция воюет против Мексики, сказал великий писатель. Карл Маркс писал Фридриху Энгельсу 20 ноября 1862 года: «Если бы мексиканцы (последние из людей!) еще раз поколотили crapaud’s (мерзавцев — подразумевается французских колонизаторов. — И. Л.), а то эти собаки — мниморадикальные буржуа — даже в Париже говорят теперь о «чести знамени».
В начале марта 1863 года генерал Форей, наконец, отдал своим войскам приказ о наступлении. Он не сомневался в том, что ему удастся без особого труда захватить Пуэблу. Более того, он наметил 15 февраля, день рождения престолонаследника Луи Бонапарта, для своего триумфального входа в город, у стен которого девять месяцев тому назад его предшественник генерал Лоренсез потерпел столь позорное поражение.
Однако только 16 февраля авангард армии Форея достиг Пуэблы. Французам понадобилась еще неделя, чтобы осадить город. Форей бросил против Пуэблы почти всю свою армию — 26 300 солдат, включая 2 тысячи мексиканских предателей, которых предоставили ему генералы Альмонте и Маркес. У французов имелось 8 мортир и 50 тяжелых орудий. Силы мексиканцев, которыми командовал генерал Гонсалес Ортега, не превышали 22 тысяч человек. Артиллерия мексиканцев насчитывала 150 легких разнокалиберных орудий.
23 марта, в день рождения Хуареса, французы начали артиллерийский обстрел Пуэблы, сконцентрировав огонь на южной стороне города, где они надеялись прорвать без особого труда оборону. Их надежды не оправдались. Сопротивление, на которое они натолкнулись, заставило их сразу вспомнить о Севастополе. В Пуэбле каждый дом и каждая церковь — а их имелось около трехсот — были превращены в крепости. Улицы пересекались баррикадами, траншеями, защитными рвами. После восьмидневных непрерывных боев французам удалось овладеть только семью из 158 городских кварталов.
Осажденные сражались неутомимо, изобретательно, мужественно. С поражающей французов быстротой мексиканцы за ночь отстраивали укрепления, разрушенные днем вражеской артиллерией. Французский полковник Баррайль, участник осады Пуэблы, отмечал в своем дневнике: «Мексиканцы защищаются с упорством, которое мы в них далеко не подозревали». А другой француз, капитан Луазильон, писал своей невесте в Париж: «Защита Пуэблы организована и руководится блестяще. Мы не можем воздвигнуть ни одного укрепления без того, чтобы мексиканцы нам его не разрушили в тот же день. Что скажет император, узнав об этом? Ведь он в последней почте самым решительным образом заверил нас, что мы не встретим серьезного сопротивления ни в Пуэбле, ни в Мехико. Мы здесь ведем постыдную войну, сколько вреда причинит она Франции!»
Месяц спустя осада города все еще продолжалась. Форея охватило смятение. То он заявлял, что пожертвует собой и всей армией, но овладеет Пуэблой; то предлагал Гонсалесу Ортеге за предательство баснословную сумму денег и титул президента Мексики (Гонсалес Ортега с негодованием отверг эти посулы); то намеревался снять осаду Пуэблы и пойти на Мехико. Последнюю идею поддерживал де Салиньи. Интриган и на этот раз во всех неудачах винил только военных, утверждая, что если бы они следовали его советам, то и одной роты зуавов хватило бы для разгрома мексиканцев. Со своей стороны, Форей и его офицеры считали де Салиньи виновником своих несчастий, ибо его ложная информация о мнимой слабости правительства Хуареса втянула доверчивого Луи Бонапарта в эту несчастную авантюру.
— Черт возьми, чем вы здесь все эти годы занимались? — с возмущением кричал на своего политического советника под грохот канонады генерал Форей. — Разве вы не знали, что мексиканцы будут так же мужественно обороняться, как то делали испанцы в Сарагосе?
Сравнение напрашивалось само собой: ведь в начале века, когда войска дяди нынешнего императора французов пытались захватить Испанию, население испанского города Сарагосы оказало им героическое сопротивление. И теперь у стен другой — мексиканской — Сарагосы вот уже второй раз истекает кровью французская армия.
