Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Отыграв премьеру «Времен года» в Ленинграде, райкинцы привезли спектакль в Москву. Там директором представления был известный администратор Павел Леонидов (кстати, родственник Владимира Высоцкого). Вот как он вспоминал о тех временах в своих мемуарах:
«Я проводил гастроли этой программы в Москве. Летом. Но не как обычно в «Эрмитаже», а в помещении Театра имени В. Маяковского. И здесь за два с половиной месяца познакомился я довольно близко с худруком ленинградского Театра миниатюр А. Райкиным. И с главным режиссером театра А. Райкиным. И с ведущим актером этого театра А. Райкиным. Нет, музыку и декорации писал не он. И текст он покупал на стороне, а вот репетировал сам. И репетировал страшно: до изнеможения каторжного, до умирания на кушетке в гримуборной, до приступов безудержного гнева – молчаливого, до белизны меловой лица, когда руки напрягаются и мелко трясутся…
А вот после репетиций – откуда что берется: тихий-тихий человечек, голос – стертый, сутулость, и костюм висит на нем, и оглянется вокруг беспомощно – ну, прямо дитя заблудшее. Ему машину предложишь, просто хоть силком его в машину заталкивай. И так – изо дня в день. Правда, когда он был на гастролях в Болгарии (впервые на зарубежные гастроли райкинский театр стал выезжать именно в 1956 году и начал с Болгарии. – Ф. Р.), побил лицо в кровь своему директору Григорию Давыдовичу Тихантовскому за какую-то дерьмовую болгарскую валюту, за гроши какие-то, ему не причитавшиеся. Удивительное дело, ибо был Тихантовский легендарно добрым и хорошим человеком. Ленинградцы это могут засвидетельствовать, но, может, переутомился Аркадий Исаакович, да и неудивительно: так работает человек, так работает. И ведь – за троих…»
Эту особенность Райкина – самоотверженную работу за троих – отмечали многие. Артист действительно не жалел себя, впрочем, как и актеров своей труппы, требуя от них максимальной самоотдачи на репетициях и спектаклях. На этой почве у Райкина все чаще стали случаться неполадки со здоровьем. Видя это, его близкие и друзья пытались воздействовать на него, умоляя снизить нагрузки, но он их просьбы игнорировал, считая, что настоящий профессионал не имеет права работать вполсилы, вполнакала. По этому поводу уместно привести один случай, когда один из его приятелей – драматург Виктор Ардов (Зигберман) – даже написал в ноябре 1956 года жене Райкина письмо, в котором… Впрочем, прочитаем сам текст того послания:
«Милая Ромочка! Извините, что тревожу Вас таким грустным письмом, но иначе поступить не могу.
Я тут недавно заглянул к Вам на спектакль и просмотрел один номер в исполнении Аркаши (монолог пожилого человека, который завел нехорошую молодую жену). Меня поразило, до какой степени он устал, тяжело дышит и тихо говорит. В зал я пришел из-за кулис, где беседовал с ним минут пять. Там, в уборной, он выглядел еще печальнее. Простите меня за нехорошее сравнение, но я вспомнил, как играл в моей пьесе покойный Паша Поль – на премьере и через десять лет. За эти десять лет Поль постарел, и потому мне показалось, что я вижу те же обои с тем же рисунком, но сильно выцветшие. Но Полю было 60 лет в первом случае и 70 лет – во втором. А наш Аркадий – он, конечно, не износил себя, как старик, но, боюсь, к тому идет…
Ревность актерская могла заставить Райкина десять лет тому назад стремиться занять девять десятых времени спектакля. Сегодня это просто вредно для него даже творчески. Надо, чтобы зритель уходил со спектакля не совсем сытым. Пусть ему хочется еще немного полюбоваться этим артистом. А физически то, что делает Аркадий, – медленное самоубийство (и даже не очень медленное). Вы представляете себе, что через пять лет Аркадий будет приходить за кулисы с палочкой и с горечью вспоминать, как он нравился публике?.. А дело к тому идет.
Простите меня еще раз, но я не могу видеть глаза загнанной лошади, которые из зрительного зала наблюдают мало-мальски вдумчивые люди. И ни Утесов, ни даже Хенкин, ни Смирнов-Сокольский не делали этого никогда».
Несмотря на этот крик души, содержащийся в письме, жена Райкина так и не решилась показать его супругу. Видимо, понимала, что толку от этого мало – муж все равно все делает по-своему. Она слишком хорошо знала Райкина, чтобы не понимать – иначе работать он не может. Если он снизит темп работы, то превратится в развалину еще раньше, чем ему предрекал Ардов. А вот что написал по этому поводу в своих мемуарах сам А. Райкин:
«Я прочитал письмо Ардова много лет спустя, когда его уже не было в живых (В. Ардов скончался 22 февраля 1976 года. – Ф. Р.) и когда уже не было возможности сказать ему, как растрогало меня это проявление дружеской заботы. Растрогало, хотя я принципиально не могу согласиться с тем, что зритель должен уходить со спектакля «не совсем сытым».
Страстное желание работать, играть как можно больше – необходимое условие актерского долголетия. И если считать аксиомой, что «цель творчества – самоотдача», то это означает – по крайней мере, для нас, артистов, – постоянное существование на пределе духовных, нравственных и физических сил.
Наша работа – точно катание с горы на санях. Сначала долго взбираешься на гору, долго накапливаешь в себе кинетическую энергию, а потом – в одно мгновение тратишь ее, летишь с ветерком, набирая скорость. Только бы не занесло на вираже! И чем труднее дается тебе внутренний подъем, восхождение к роли, тем щедрее и радостнее отдаешь то, что накопил.
Я не принадлежу к тем людям, которые с пренебрежением относятся к своему здоровью. Убежден, что соблюдение режима, умеренность в привычках для актера, как и для спортсмена, являются профессиональной необходимостью. К тому же и с возрастом не считаться нельзя.
Но когда меня принимаются лечить, так сказать, по стандарту, то есть безотносительно к особенностям моей профессии и моей человеческой индивидуальности, я внутренне сопротивляюсь и даже воюю с докторами. Когда они рекомендуют мне полный покой (исходя из «среднестатистического», но лично ко мне совершенно неприменимого тезиса, что старость – пора отдохновения), я вспоминаю одну излюбленную фразу моего отца и в какой-то степени разделяю ее грубоватую логику:
– Надо вставать и работать, – говорил отец, – тогда не будешь болеть…»
Раз уж речь зашла о личном, самое время вспомнить о семействе Райкина – в частности, о его детях. Как мы помним, их у него двое: дочь Катя (1938) и сын Костя (1950). Екатерина на тот момент уже закончила школу (в 1955-м) и пошла по стопам родителей – решила стать артисткой. Она поступила в Щукинское театральное училище и там встретила своего первого мужа – актера Михаила Державина.
