Борис Викторов - Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора
Судя по обвинительному заключению, вредительская работа выражалась в каких-то неправильных расчетах и извращениях принципов распределения товаров, в вопросах спроса и сбыта. Выло стремление дискредитировать взятые Советской властью темпы развития промышленности, задерживать развернутое наступление социализма по всему фронту. Для этого преподносились искаженные оценки, раздувание трудностей, недоучет ресурсов.
В суде почти все подсудимые, не оспаривая выводов обвинения, посвятили пространные показания изложению своих идейных взглядов, с какими каждый из них вступил в РСДРП, принимал участие в рабочем движении, были убеждены в правоте своих взглядов на методы и пути социалистического строительства, хотя они и расходились со взглядами и идеями большевиков.
Каждый из подсудимых заявил, что убедился в бесполезности своих усилий изменить курс партии большевиков, по существу отрекся от идей меньшевизма, своим покаянием перед судом заверял, что будет стремиться своим, трудом принять посильное участие в строительстве социализма. Это был удар по всему «международному меньшевизму» и по той политике, которую проводили лидеры II Интернационала.
В суде подсудимыми признавался факт получения в течение 1928–1930 годов специального финансирования от заграничных организаций 11 Интернационала, а также от «Торгпрома» в размере 500 тыс. руб., которые были соответственно распределены по ячейкам меньшевиков, существовавшим в СССР.
Знакомясь с этим делом, мы имели цель выяснить, в чем конкретно выражалась преступная связь лидеров «Союзного бюро меньшевиков» с лидерами «Крестьянской трудовой партии» Кондратьевым и Чаяновым, в отношении которых мы вели проверку их дела. И оказалось… Через несколько месяцев пребывания под следствием в тюрьме ОГПУ профессор Кондратьев Николай Дмитриевич — один из нареченных ОГПУ лидеров «Крестьянской трудовой партии» был вызван (или принужден — сие остается неизвестно) в суд для дачи свидетельских показаний по делу «Союзного бюро ЦК РСДРП меньшевиков». Основания для этого были.
В обвинительном заключении утверждалось, что третья по счету контрреволюционная организация, состоящая из вредителей меньшевиков, находилась в блоке с двумя другими контрреволюционными партиями — «КТП» и «Промпартией», и все они составляли единый фронт антисоветских сил, поставивший перед собой задачу при помощи международной буржуазии и осуществленной ею интервенции свергнуть Советскую власть.
Суд выслушал обстоятельные показания свидетеля Кондратьева… Он показал, что знал о существовании контрреволюционной меньшевистской организации, неоднократно встречался с лидерами этой организации Громаном, Сухановым и другими. Были эти встречи и у самого Кондратьева на квартире, обычно по воскресеньям. «Разумеется, — пояснил Н. Д. Кондратьев, — что это не было простое «чаепитие» или «приятное время препровождение». Были и беседы, дискуссии политического содержания».
Как характеризовал их Кондратьев: «В области промышленности была известная общность взглядов, но и известное различие. Я бы так сказал, что та и другая организация считали, что мелкая промышленность должна быть денационализирована, значительная часть крупной промышленности построена на началах смешанного акционирования, а известная доля государственной промышленности — крупнейшая — должна оставаться в руках государства…
Предполагалось, что область торговли будет в значительной мере сосредоточена в руках кооперации, частью в руках частного капитала…»
Высказал Н. Д. Кондратьев суду и мнения участников дискуссии по вопросу политического устройства Советского государства.
«Та и другая организация стояли на позиции признания демократической республики. Форма ее мыслилась различно, могла быть принята советская форма, но во всяком случае, без сохранения диктатуры, могла быть какая-нибудь другая форма…
В области внешней политики должно быть создано положение, обеспечивающее вхождение нашей страны в Лигу наций, без этого невозможно урегулирование экономических отношений между всеми странами».
Прервав изложение Н. Д. Кондратьевым своих показаний, государственный обвинитель Н. В. Крыленко задал ему следующие вопросы:
Крыленко: Одной общей формулировкой можно сказать: «Реставрация капиталистических отношений?»
Кондратьев: Да… Я должен сказать, что предполагалась реставрация капиталистических отношений, хотя со следующей оговоркой. Разумеется, не шло речи о реставрации довоенного капитализма на 100 %, так как его нет и на Западе.
Крыленко: Склады оружия были?
Кондратьев: Мне неизвестно существование ни одного большого склада оружия.
Крыленко: А маленькие?
Кондратьев: И маленькие мне неизвестны…
Вся заключительная часть его показаний в суде была посвещена изложению его политических воззрений.
«У меня не было, — заявил Н. Д. Кондратьев, — никакой заинтересованности в борьбе с революцией вообще и с социалистической, в частности.
Общий дух моих политических воззрений я мог бы характеризовать как дух принятия реформизма, социального реформизма, эволюционности или постепенного в развитии. И мне казалось, что даже две революции, пережитые нами, — февральская и даже октябрьская — лишь открывали возможность для дальнейшего глубокого преобразования социального строя, но не открывали возможности непосредственного строительства социализма. Мне казалось, что основное препятствие лежит у нас в крайней отсталости, патриархальности сельского хозяйства. Отсюда я — противник напряженных темпов индустриализации — в особенности тяжелой индустрии».
Заканчивая свои показания, Н. Д. Кондратьев заявил, что «он все обдумал, все обсудил».
К каким же выводам он пришел?
«Я ошибся. Крестьянство заняло другую позицию, нежели ту, какую я предполагал. Оно пошло в колхозы»… «Ошибся я и в вопросе индустриализации. Советский Союз организовал такие темпы развития индустриализации и такие темпы накопления в стране, как мир никогда не видывал…
Третье — для накопления нужно самоограничение населения. Оно добровольно, «безропотно» пошло на это. Я этого раньше недооценивал».
Далее Кондратьев сказал, что с его прошлыми высказываниями связано появление в стране такого явления, как «кондратьевщина». Теперь провозгласил он:
«Я не считаю себя возможным именоваться «кондратьевцем». Я считаю необходимым не только для себя, но и для тех, которые вместе со мной боролись указанным оружием, сложить это оружие прежде всего, и не только сложить его, а потом его и разрушить и разрушить не только его, но и те элементы в социалистической действительности, которые приводили к его возрождению. Позвольте на этом закончить».
