Антон Короленков - Сулла
Вероятно, можно согласиться с утверждением, что эти процессы показали неэффективность старых методов политической борьбы при помощи судебных обвинений: какой в них оставался смысл, если приговор можно было предвидеть с самого начала? Именно это побудило правящую олигархию вновь заговорить о судебной реформе; непосредственным предлогом здесь послужило знаменитое дело Публия Рутилия Руфа.[582] Началось оно с наместничества в Азии великого понтифика Квинта Муция Сцеволы (консула 95 года), легатом которого был Рутилий.[583] Об этом наместничестве сохранились самые восторженные отзывы примерно такого характера: «Немалой была и блестящая слава Кв. Сцеволы, коллеги Л. Красса по консулату, управлявшего Азией столь безупречно и столь твердо, что сенат своим декретом объявил впредь Сцеволу образцом и нормой исполнения служебных обязанностей для отправляющихся в эту провинцию магистратов» (Валерий Максим. VIII. 15. 6)**. Нелишне добавить, что это «безупречное управление» длилось всего девять месяцев (Цицерон. Письма к Аттику. V. 17. 5), после чего Сцевола отбыл в Рим, оставив дела на попечение Рутилия Руфа. Однако он успел сделать очень многое, издав, в частности, тщательно продуманный эдикт, в котором, среди прочего, гарантировал грекам суд по их собственным законам в тех делах, которые не касаются римлян (Цицерон. Письма к Аттику. VI. 1. 15).
Сцевола был образцовопоказательным наместником, а потому пресекал злоупотребления, которые позволяли себе в провинции римские публиканы и их агенты, что навлекло на него особую ярость вовлеченного в деловые операции всадничества. Однако сам он избежал преследования по причинам, которые остаются неясными. Скорее всего, его спасло не только высокое положение, на которое, как правило, всё списывают.[584] Вопервых, высокое положение само по себе не давало гарантий от осуждения, а вовторых, таковым мог похвастаться и Рутилий — не рядовой сенатор, а консуляр. И все же он был более удобной мишенью, чем куда более знатный Сцевола.[585] Возможно, дело в том, что последний всего лишь подготовил и издал эдикт, а его практическое осуществление выпало на долю Рутилия. Всадники же на его примере хотели продемонстрировать свою власть в судах тем, кто не хотел с ними считаться.[586]
Своего они добились — дело Рутилия действительно стало «образцом» и вошло в поговорку, но как символ неправого суда и осуждения невиновного.[587] Обвинителем выступил некий Апиций, про которого говорили, что он превзошел мотовством целый свет (Афиней. IV 168d). Обычно считают, что таким образом наносился удар по одной из основных фигур в группировке Метеллов, но уже давно отмечено, что эта группировка применительно к 90 м годам является фикцией, изобретением современных историков — в это время на политической арене нет ни одного скольконибудь заметного Метелла.[588] Рутилий в этом смысле был одинокой фигурой: его старый патрон, Метелл Нумидийский, с которым он делил тяготы кампании против Югурты, сошел с политической арены, а завести новые связи с представителями наиболее влиятельных семей он, видимо, не смог.[589] Поэтому в суде его защищали всего два человека — Муций Сцевола и его собственный юный племянник Гай Аврелий Котта. Сам Рутилий Руф, подражая Сократу, не стал умолять судей о снисхождении и прибегать к риторическим ухищрениям, одеваться в рубище, приводить на суд рыдающих родственников, как делали многие, а просто изложил аргументы в свою защиту (Цицерон. Об ораторе. I. 228–229). Но в любом случае приговор был предрешен: Рутилия признали виновным и приговорили к конфискации имущества и изгнанию (Цицерон. О природе богов. III. 80; 86; Сенека. О провидении. 3. 4, 7; Дион Кассий. XXVIII. 97. 2–3). Таким образом, это был первый обвинительный приговор, вынесенный всадническим судом за длительное время.[590]
Это было странное изгнание: Рутилий отправился в ту самую провинцию, за «вымогательства» в которой его привлекли к суду, — и там ему организовали пышную встречу, так что в итоге, как замечает Дион Кассий, полученные дары принесли ему еще большее состояние, чем то, которое было у него конфисковано. Сначала он обосновался в Митилене на Лесбосе, где и пережил учиненную Митридатом в 88 году резню его соотечественников. Затем Рутилий перебрался в Смирну, где и провел остаток жизни, не выказывая никакого стремления вернуться в Рим (XXVIII. 97. 4; см. также: Валерий Максим. П. 10. 5; Цицерон. За Рабирия Постума. 27).
Дело Рутилия Руфа окончательно разрушило то хрупкое согласие между всадниками и лидерами сената, которое, как кажется, на время установилось после гибели Сатурнина.[591] Как впоследствии напишет Цицерон, «суды были в руках всаднического сословия, и после осуждения П. Рутилия никто не казался столь невинным, чтобы их не бояться» (За Скавра. 2)**. Удивляться этому страху не приходится: под судом оказался сам принцепс сената Марк Эмилий Скавр, обвинителем которого выступил Квинт Сервилий Цепион. Причиной была, согласно Асконию, какаято «ненависть изза посольства в Азию»; возможно, основанием для этой ненависти были слухи о том, что Скавр получил взятку от Митридата. Дело, правда, закончилось ничем — Скавр выдвинул против Цепиона встречное обвинение, которое должно было рассматриваться раньше его собственного дела (Цицерон. За Скавра. 2; Асконий. 21 С; Валерий Максим. III. 7. 8). Результатом было то, что patres почувствовали свою уязвимость перед всадническими судами, и вновь серьезно встал вопрос о судебной реформе.
Вот в такой обстановке оказался вернувшийся с Востока Сулла — причем нет особой разницы, произошло это в 95 или 91 году: в первом случае он оказывался в эпицентре борьбы, развернувшейся вокруг процессов Цепиона и Норбана, во втором — в нервозной обстановке, сложившейся после осуждения Рутилия и судебных нападок на Скавра. Он и сам едва не попал под суд. «По возвращении Суллы в Рим Цензорин обвинил его во взяточничестве, потому что из дружественного и союзного царства он вернулся с большой суммой денег, собранной вопреки закону», — сообщает наш основной источник, Плутарх (Сулла. 5.12).[592] Кто такой был этот Цензорин и почему он выдвинул обвинение?
Гай Марций Цензорин принадлежал к одной из наиболее известных плебейских семей, которая претендовала на происхождение от царей Нумы Помпилия и Анка Марция. Первый представитель этой семьи, за историчность которого можно ручаться, Гай Марций Рутул, был четырежды консулом (357, 352, 344, 342 годы), а также первым плебеем, назначенным на должность диктатора (356 год) и избранным цензором (351 год) — именно за это его потомки получили когномен Цензорины.[593] Однако времена менялись, и некогда знатный род пришел в упадок. Последний Цензорин получил консульскую и цензорскую должности более чем за полвека до нашего персонажа (в 149 и 147 годах); дядя Цензорина, выдвинувшего обвинение против Суллы, был коллегой Гая Гракха по трибунату и, вероятно, разделил его судьбу.[594] Обвинитель Суллы был еще молод: известно, что он был монетным триумвиром гдето в первой половине восьмидесятых,[595] а должность эту обычно занимали молодые люди в самом начале их политической карьеры.[596] Таким образом, выступление против Суллы, скорее всего, было первой политической акцией молодого человека. Иногда предполагают, что за его спиной стоял Марий,[597] однако это допущение вовсе не обязательно: Цензорин мог увидеть в преследовании Суллы прекрасную возможность для саморекламы, столь важной для римских политиков в начале их карьеры.[598]
