Александр Панов - Искры революции
На все вопросы обвиняемые отвечали отрицательно, хотя они безусловно знали своих организаторов и расположение основных большевистских сил, находящихся в лесу. Никакие пытки не сломили молодых коммунистов.
Мужественно и гордо они выслушали приговор:
«…виновные в подготовке вооруженного восстания против существующего строя Федор Григорьевич Паров, Дмитрий Дмитриевич Узюмов, Иван Андреевич Карякин приговариваются к смертной казни…»
Читавший приговор сделал паузу, ожидая вопля о пощаде. Однако осужденные не издали ни одного звука.
Чтец продолжал:
«…но, учитывая несовершеннолетие Парова и Узюмова (им было фактически по семнадцать лет), и молодость Корякина, военно-полевой суд заменяет высшую меру наказания — пятнадцатью годами каторги».
Каратели пороли стариков и старух, принуждали выдать своих сыновей и внуков, скрывшихся в лесу, куда сунуться не решался ни один отряд.
* * *Весть о зверствах карателей подняла всех лесных людей.
— Веди нас в бой, товарищ Соколов, — требовали партизаны, находившиеся у Соленого ключа.
— Надо перебить всех карателей в поселке, — предлагали партизаны Широкого дола.
— Нельзя действовать в одиночку, — урезонивал товарищей Масленников, — наши связи выдал карателям провокатор. Сейчас все, кого мы успели предупредить, скрылись в лесах. Нам еще не известны их новые убежища. На заводах и в деревнях сейчас свирепствуют большие отряды карателей. Есть сведения о том, что в наш район направлены части самого лютого карателя генерала Каппеля. Против таких сил надо выступать вместе с другими отрядами.
— Што ты предлагаешь? Неужели мерзнуть, голодать и ждать, пока нас здесь по одиночке переколотят?
— Я предлагаю создать такую обстановку, при которой каратели боялись бы жить в Симе. Перекрыть все въезды в Сим, взять под обстрел уфимскую дорогу, убивать всех карателей, которые попытаются пойти этими путями.
— Они пройдут по железной дороге! — заметил кто-то.
— И там надо портить путь, создавать панику в тылу врага, — убеждал Масленников.
Партизаны согласились с доводами своего начальника.
Начальник партизанского штаба Николай Афанасьевич Масленников (фото 1917 г.).
* * *
Все чаще и чаще бушевали метели. Мерзли партизаны в землянках в пещерах. Они с тоской поговаривали о бане. Но командиры групп и начальник штаба не разрешали идти в родной поселок.
— Идите к надежным кордонщикам, пчеловодам, охотникам в лес или ближайшие деревни.
— Но у нас же есть надежные квартиры и в Симе, — возражали бывалые разведчики, — можно без опаски зайти к кузнецу Брылкину. Этот укроет и новости расскажет.
— Верно, — поддержал другой бывалый разведчик, — я однажды у Брылкина встретился с еральскими партизанами. У него скрывались Сорокин и еще четверо с ним. А когда стало невмоготу скрывать, Брылкин вывез их в большом коробе под навозом в лес, а там и до Миньяра.
— А мы иногда переночевывали в семьях Насоновых, Васюковых, Пупковых, Головяшкиных и Черновых. Нет, эти не выдадут, — добавил третий разведчик.
— Они-то не выдадут, но вы их подведете, вас же знают «новые жандармы», — убеждали командиры.
— А я, ребята, мылся в Серпеевке. Там привечают лесных людей Куликов Николай Емельянович со своей женой Федосьей Тихоновной. Они и баньку истопят, и чайком угостят, и ни одна душа в деревне не узнает о тех, кто у них побывал.
— А я ходил к кордонщику Калинину. Он не отказывал и в ночлеге, и в питании. Хороший мужик. Бывало, я сплю, а он на часах. Этот не выдаст.
— А кто из вас бывал в Сплавном курене у старого охотника Курдакова? Вот мужик, займет тебя рассказами так, што и про горе забудешь. У него и сейчас живет группа новичков.
— Ну, расхвастались. У нас много хороших друзой. Народ понимает за што мы страдаем.
Вдруг в стороне Сима затрещал лес. Хлопнули одиночные выстрелы, прострочил пулемет и все смолкло.
— Ох, мать честная! Знать, наших кавалеристов расстреляли, — предположил Усачев, — пешие разведчики еще не вернулись?
— Вон, вон они мчатся, — ответили сразу несколько человек, выбежавших из землянки.
По лесу бежали на лыжах шесть человек.
— Товарищ начальник разведки! — с ходу крикнул разведчик, — по уфимской дороге в Сим прошел вооруженный отряд белых около четырехсот человек. Мы следили за ним до Провальных ям, а потом помчались сюда. И вот сейчас мы услышали стрельбу. Видимо, это стреляли из поселка по тому отряду.
— Вот загадка, — размышляя вслух, сказал Масленников.
— Очередные разведчики! — крикнул Усачев. — Немедленно в поход! Трое следите за дорогой и трое отправляйтесь в Соколовскую группу, узнайте у них, што им удалось установить.
На другой день на взмыленных лошадях прискакали Заварзин и Хорьков, одетые в белогвардейскую форму.
— Сим окружен белогвардейскими патрулями. Чтобы отвлечь их, мы поехали в сторону Катава, как бы в свою часть, которая находится в Кропачево. Патруль пропустил нас по этой дороге, но следил за нами, пока мог видеть. А мы за умовской дачей свернули вправо вокруг Лысой горы, Синих камней, через реку, горы и сюда.
По железной дороге днем и ночью от поселка до станции снуют казаки. Сейчас в Симе очень много солдат, почти в каждом доме по три да по четыре, — докладывали разведчики начальнику штаба.
— Кто и в кого стрелял?
— Своя в своих. Со стороны Уфы прибыло какое-то пополнение. Их приняли за наступающих партизан. Но, видимо, скоро выяснили и прекратили стрельбу.
— Что это по-вашему, наступление или отступление, почему так много солдат в Симе?
— Это мы не смогли выяснить.
— Эх, жаль. Придется еще разведывать.
— А может быть, подождем возвращения разведчиков от Соколова? — предложил Усачев.
— Ну подождем, — согласился Масленников. Разведчики возвратились от Соколова на следующий день.
— Ну, выкладывайте, что узнали, — предложил Усачев.
— Наши товарищи перехватили трех белогвардейцев, скрывшихся в лесу во время перестрелки. Оказывается, они из Казаяка. Там стоял 45-й стрелковый полк. Он раскололся. Половина отказалась идти в наступление против красных. Чуть не передрались между собой. Но разошлись мирно. 388 человек пошли в тыл по уфимской дороге и напоролись на каппелевцев в Симе. Во время перестрелки некоторые солдаты скрылись в лесу, остальных каппелевцы обезоружили и увели в Сим.
— Э-эх, какую силу мы прозевали, — с сожалением сказал Масленников.
