Жан-Доминик Брийяр - Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто
На обратном пути из Канады художник, уже возведенный в ранг нового жениха Пиаф, изъявил горячее желание представить Эдит своим родителям, которые жили недалеко от Атланты. Чтобы доставить удовольствие любимому, Пиаф согласилась на визит, благоразумно пригласив с собой Даниель Бонель. Последняя в своей книге опишет эту несколько сюрреалистическую встречу: «Мы прибыли к “средним американцам”, вот уж действительно “средним”. Эдит неплохо владела английским и легко изъяснялась на этом языке на сцене, но она не могла понять ни слова, произнесенного с атлантским акцентом. Мама и сестры Дуга Дэвиса обращались только ко мне. Эдит злилась. Ей казалось, что ее закинуло в какой-то заброшенный, мрачный мир. В окружении этой семьи она походила на жену министра, которая приехала на открытие бакалейной лавки в Ардеше, эдакая диковина»[135].
Я начинаю с нуля
20 июня 1959 года вместе с Дугласом Дэвисом Пиаф покинула Нью-Йорк, чтобы вернуться в Париж. Больше она уже никогда не увидит Америку. Прибыв в аэропорт Орли, она не скрывается от репортеров, не утаивает новую любовную связь. Она делает заявление для журналистов, которые встречают ее: «Я обнаружила, что мужчина может дать мне очень много, даже толком меня не зная… Когда я лежала в госпитале, он каждый день целых два часа трясся в метро, чтобы навестить меня. Он приносил мне фиалки и плитки шоколада. Я связала ему свитер. Я влюбилась. Я не могу ни в чем поклясться, но надеюсь, что это – большая любовь».
Журналисты, встречавшие певицу в аэропорту, были впечатлены немалым ростом Дуга Дэвиса – художник смотрелся просто гигантом на фоне метра сорока семи певицы. Эта странная парочка вдохновит «Paris-Journal» на создание сравнительной таблицы ростов мужчин Пиаф: тремя днями позже в газете выйдет статья «Пиаф любит очень высоких и очень сильных». Классификация выглядела следующим образом: Марсель Сердан – 1,70 м; Эдди Константин – 1,75 м; Жак Пилль – 1,80 м; Ив Монтан – 1,82 м; Жо Мустаки – 1,88 м; Феликс Мартан – 1,94 м; Дуглас Дэвис – 1,99 м.
Вне всякого сомнения, присутствие молодого американца залечило все душевные раны Эдит, она успокоилась и перестала злиться на Мустаки, как это было всего за несколько месяцев до описываемых событий. Доказательством тому служит письмо, которое певица отправила автору «Milord»; в этом письме Эдит сообщает бывшему любовнику, что прощает его, и рассказывает об изменениях, происшедших в ее личной жизни: «Жо, мой малыш Жо. Если говорить о любви, то я больше не люблю тебя, но я питаю к тебе самые искренние дружеские чувства. Я останусь твоим другом, на которого ты сможешь положиться в любых обстоятельствах. Я нуждаюсь в очень спокойной и размеренной жизни (sic), которая никогда бы не подошла тебе. Я также нуждаюсь в ком-то, кто был бы рядом со мной и относился ко мне с бóльшим пониманием и тактом. Благодаря тебе я встретила мужчину, который способен дать мне все это. Я не хочу потерять его, потому что это именно тот человек, который мне нужен и которого я люблю»[136].
Что касается размеренного образа жизни, то Пиаф, не успев вернуться в Париж, возобновляет «безудержный бег по кругу»: она ложится лишь на рассвете, спит всего по нескольку часов в день и глотает горстями лекарства, чтобы не свалиться с ног. «Просыпаясь, она принимала “Макситон”, чтобы быть в форме, – вспоминает Филипп-Жерар, – перед тем как лечь, чтобы заснуть, глотала “Гарденал”. Иногда она принимала две таблетки одновременно».
Десять дней отдыха в начале июля, проведенных в собственном загородном доме в Конде, и Пиаф снова возвращается к сценической деятельности. Она дает сольные концерты по всей Франции. Как и все остальные любовники, Дэвис ни на секунду не оставляет подругу. Именно он находился за рулем машины певицы, когда та слетела в кювет у Шалон-сюр-Марн. Несмотря на повреждение грудной клетки – ее грудь под платьем перетянута бинтами, – уже на следующий день Пиаф пела в казино Дивонн-ле-Бен, прежде чем направить стопы в Бельгию.
1 августа она вместе со своим маленьким «войском» обустраивается на две недели в отеле «Мажестик» в Каннах, чтобы дать несколько концертов в регионе. Именно здесь к ней присоединяется Клод Левейе, молодой композитор из Квебека, с которым певица познакомилась несколькими месяцами ранее, когда выступала в «Бозо», концертном зале Монреаля. Прибывший по приглашению Пиаф, которая сразу же оценила недюжинный талант музыканта и предложила работать на нее, Левейе попытался на ходу сесть в «поезд Пиаф», который мчался на бешеной скорости. Канадца с самого сначала смутил безумный ритм жизни, который Эдит самым тираническим образом пыталась навязать своему окружению: работа, работа и только работа – все остальное вторично. «Я сразу же понял, что они толком даже поесть не успевают»[137], – скажет уроженец Квебека впоследствии, вспоминая этот период.
Дуг Дэвис не смог долго выносить каторжный ритм гастролей. В конце августа он сломался и, невзирая на угрозы самоубийства со стороны Пиаф, сел в поезд, следующий в Париж. Его великая история любви с Эдит продлилась всего шесть месяцев.
Шокированная очередным крушением надежд, Пиаф уехала в свой загородный дом, чтобы немного отдохнуть. Чересчур поздно! Ее разбитому, изношенному телу уже недостаточно было короткого отдыха. 21 сентября звезду в срочном порядке перевезли в Американский госпиталь, где уже на следующий день ей сделали операцию. Диагноз: панкреатит. 14 октября Эдит вернулась на бульвар Ланн, куда уже переехал Клод Левейе. Но он переехал не для того, чтобы стать новым любовником Эдит, а чтобы писать ей песни. «Она заперла Левейе, – делится воспоминаниями фотограф Юг Вассаль, близкий друг певицы, – запретила ему выходить, пока он что-нибудь не сочинит».
Молодой композитор почти сразу же заметил, что квартира на бульваре Ланн совершенно не приспособлена для обычной жизни, что скорее она напоминает мастерскую художника, в которой постоянно идет процесс творения. «Там все время что-то рождалось, появлялось на свет, – вспоминает Левейе. – Отовсюду лилась музыка. Приходил Шовиньи, дирижер, чтобы поработать с ней. Марк Бонель старался извлечь из аккордеона необычные звуки». Об этой же кипучей творческой атмосфере расскажет и Юг Вассаль: «Творить вместе с Эдит было трудно. Обычно все начиналось вечером. Где-то в половине десятого, иногда в полночь, в два часа ночи. Это были самые сильные, значимые мгновения, только ради них здесь и жили»[138].
