Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов
По приказу Суворова, который помнил молодого казачьего полковника еще по Польше, Денисов первым начал Итальянскую кампанию.
Пошли русские войска по благословенной земле… Денисов, носясь с казаками в авангарде, вмешиваясь и некстати задавая вопросы, довел Багратиона до тихой ненависти. Суворов приметил и отозвал Денисова в другую часть, но хвалил и даже царю писал о денисовских подвигах.
Первым ворвался Денисов в Милан, но и тут «проявил себя»: Суворов велел ему штурмовать миланскую цитадель. А Денисов увидел, что с одними казаками не сможет, и отказался, заявив Суворову, что не хочет омрачать суворовской славы. Суворов его послал к Багратиону:
— Князь Багратион с авангардом от крепости Тортоны, как рапортует, подался назад. Да верно это он ретируется, но «политику зачал наблюдать» — двусмысленно пишет. Поспеши к нему и исправь его дела.
Денисов повиновался, хотя предвидел осложнения — Багратион старше чином. С казачьим полком примчался к Багратиону, сказал, что в подкрепление. Багратион пил чай у крепости и встретил Денисова дружески. Денисов увидел, что крепость слаба, гарнизон мал, и хотел сам взять, просил у Багратиона подчиненные тому казачьи полки. Но Багратион поставил Денисова с полками в отдалении, а сам начал осаду крепости.
Пока Денисов стоял поодаль, дважды выходили на него французы и дважды бывали биты, о чем Денисов доложил Багратиону. Багратион приехал и объявил Денисову выговор:
— Почему доносите о нападениях, когда не видно неприятеля?
— Почему обижаете, Ваше Превосходительство? — ответил Денисов вопросом на вопрос.
— Мой адъютант неприятеля не видел…
— В таком случае пусть будет открыто следствие или извольте удовлетворить меня, Ваше Превосходительство, на каком угодно оружии, кроме шпаги, которую я не знаю.
Багратион, напоказ горячий и вспыльчивый, но вообще-то человек очень расчетливый, молча уехал.
Следствия не было, и о дуэли больше речь не заходила. Но Денисов считал себя победителем.
Вскоре французы полезли против Денисова, генерал Моро привел тысяч десять, из них две — конницы. У Маренго столкнулись. Австрийцы (союзники России) и не стреляли и не отступали, сдаться хотели. Денисов пригрозил, что порубит их, испугались, убежали назад. Французы напирали медленно, леса и болота мешали. Подскакал генерал Лузиньян с мадьярами, ударил на французскую кавалерию, донцы генерала Грекова поддержали, человек двести французских гусар положили. Подошел Багратион, но остановился, атаковать не стал. Денисову приказал с двумя полками атаковать французов и опрокинуть. Пригляделся Денисов — французы стоят твердо, слабых мест не видно, подумал: «Одна злоба выдумала такое поведение», но приказ есть приказ, поскакал с двумя сотнями. Французы шарахнули залпами повзводно, казаки и вернулись. Подъехал Денисов к мадьярам — было их там три эскадрона, — приказал поддержать, те головами качают, отказываются.
Французы, увидев, что русские и цезарцы (австрийцы) не уступают, отошли, скрылись за рекой. А на поле боя приехали Суворов и Великий Князь Константин Павлович. Суворов недовольство выказывал:
— Напрасно упустили неприятеля…
Ужинал Суворов с Денисовым. День был постный, ели жареный лук с хлебом и осетровый балык.
— Хорошо ли наши сражались?
— Хорошо.
— Храбро ли князь Багратион атаковал французов?
Денисов промолчал.
— Бил Багратион в штыки? — тихо спросил Суворов.
— Нет.
Суворов повернулся и отошел.
За храбрость и честность Суворов Денисова очень отличал. Один раз даже позволил себя на руках из-под огня вынести. Зато другие его не особо любили. Великий Князь Константин Павлович, в папеньку прямой и вспыльчивый, прямо сказал: «Денисов — прекрасный генерал, но упрямая скотина».
Прошли казаки всю Италию сверху донизу, Альпы перевалили, славу казачью по всей Европе пронесли. Эх, Платову бы туда!..
После войны, не отдохнув, был затребован Денисов в Войсковую Канцелярию 2-м членом. Атаман Василий Орлов хотел иметь под рукой верных людей, так как времена наступали тяжелые и борьба предстояла такая же.
Император Павел Петрович, требуя во всем порядка, разгневался на донцов, которые[83] укрывали беглых по-прежнему и за собой записывали. Канцелярию Войсковую подчинили Сенату и первым членом прислали генерала Ивана Репина, а в помощники ему — царского адъютанта Кожина. Начался розыск, кто где и сколько беглых укрывает. Атаманский полк разъезжал по городу. Прямо тебе военное положение. Против кого? Да все, почитай, грешны. Кто из донских чиновников беглых не принимал?
Знали царский указ о недержании беглых и беспаспортных в донских станицах? Знали. Знали, чем грозился царь? Знали. Грозил царь смертной казнью и сожжением поселков. И, тем не менее, с удивительной смелостью и изобретательностью проводили толпы пришельцев, настойчиво и старательно укрывали. Это ж рабочие руки! И долгое время все шло безвозбранно за спиною Войсковой Канцелярии, у которой и у самой рыльце было в пушку.
Приехали Репин и Кожин, потащили за пристанодержательство. Всплыли имена Дмитрия Иловайского и сына его Павла, Дмитрия Мартынова и сына его Андрея, к тому времени уже генерал-лейтенанта, в запале Орлов и тестя своего не пожалел, который в пользу Орлова от атаманства отказался. Все это растянулось, к выполнению служебного долга приплелась междоусобная борьба. Орлов, зная, что ущемляемая черкасня в долгу не останется, сам ежедневно ожидал оговора и последующего наказания. Стоило сказать слово не только в трезвом, но и в пьяном виде (с пьяного какой спрос?), как донос был уже готов.
Спас черкасню исключенный со службы лейб-казак Евграф Грузинов, которого весь Черкасск считал полоумным — сидел он у себя на полатях и писал какие-то бумаги, имел в России тысячу душ, а жил в Черкасске впроголодь. 12 августа брат его, заслуженный офицер Петр Грузинов, пытался выбраться из города, окруженного постами, но был замечен караулом и остановлен подполковником Иловайским 8-м, который известил о том начальство. Начальство отправило к Евграфу Грузинову посыльного узнать, куда собирался ехать его брат. Евграф через того же посыльного начальство обругал. Начальство явилось к нему домой, арестовало и, перерыв чердак, обнаружило некие бумаги, страшные по содержанию.
13 августа, на другой день, Евграфа Грузинова судили военным судом и за оскорбление государя и вредные замыслы, обнаруженные в бумагах, приговорили к смертной казни.
Вместо прозаичного, набившего оскомину поиска беглых, от которого тихо стонал весь чиновный Дон, Репину и Кожину, а через них и Императору, было подсунуто дело об отвоевании у турок Стамбула и учреждении на месте Османской империи многонационального демократического государства, для чего планировалось собрать двухсоттысячную армию из воинственных народов Причерноморья и идти в поход на турок через Кавказ и Балканы. Себе Евграф Грузинов оставлял пост начальника нового государства.
