Иван Кулаев - Под счастливой звездой
— Для чего вы все это делаете? Ведь это не имеет никакого отношения к моему делу.
В ответ на свой вопрос я услышал:
— Вы не знаете условий деревенской жизни. Все это делается для острастки населения. Только таким путем можно добиться желаемых результатов.
Я понял совершенно ясно, к каким результатам заседатель направлял свое правосудие и административное усердие; для меня не оставалось сомнений в том, что он не упустил случая сорвать хорошую взятку с моего поставщика, проделавшего такое явное мошенничество.
Махнув рукой на всю эту комедию, я в тот же день уехал из села. Заседатель продолжал, вероятно, добиваться «желаемых» им результатов.
Разумеется, я так и не получил ни денег, ни мяса.
Спасибо заседателю и на том, что он дал мне возможность убедиться в полном невежестве большинства нашего русского деревенского населения, особенно того, что проживало в глухих местах, в стороне от железных дорог. Как мало, к стыду нашему, мы заботились об этом нашем народе…
О ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРЕ СИНЕЛЬНИКОВЕВ 70-х годах прошлого столетия, видимо, и до самых высоких сфер столицы дошли слухи, подкрепленные многими фактами, о непомерном взяточничестве и лихоимстве чиновников в Восточной Сибири.
Вследствие этого по высочайшему повелению был назначен генерал-губернатором Восточной Сибири генерал Синельников, старый, крутого нрава человек, опытный и весьма строгий администратор, гроза чиновников.
Еще до приезда в свою новую резиденцию, город Иркутск, он сделал распоряжение, по которому многие земские заседатели и уездные исправники были заключены под арест. Конечно, это его распоряжение относилось к его генерал-губернаторству, в которое входили Енисейская и Иркутская губернии, Забайкальская и Якутская области.
По дороге в Иркутск Синельников останавливался попутно во многих городах своего генерал-губернаторства, вызывал к себе арестованных ранее чиновников и, чиня им строгий допрос, разносил их, не стесняясь никакими бранными словами. Он требовал от допрашиваемых объяснений согласно имевшимся в его распоряжении обвинительным материалам. В зависимости от данных объяснений Синельников или снимал арест с чиновника, или же, наоборот, своей властью сажал его в тюрьму на продолжительный срок.
Вспоминается мне, что особенно плохо пришлось минусинскому окружному исправнику Баранову. Он в своем округе, где жило не менее 10 тысяч человек степных жителей татарского и монгольского происхождения, обложил этих инородцев податью, в размере 3 рублей с души, и обращал собираемые им деньги в свою пользу. Нигде он эту подать не приходовал, да ее и нельзя было приходовать, так как, по закону, минусинские инородцы, как аборигены своей земли, обложению податью не подлежали. Этого злостного изобретателя своеобразного податного обложения Синельников закупорил в тюрьму на вечные времена.
Строгому генерал-губернатору, честному и энергичному администратору, Синельникову, однако, в Иркутске не повезло, и его карьера закончилась здесь при следующих обстоятельствах.
Летом Синельников вставал всегда очень рано и нередко часов в шесть-семь утра выходил уже на прогулку пешком по городу. Ходил он гулять попросту, без всякой охраны. В этих своих утренних прогулках он часто посещал строящиеся казенные здания, наблюдал там за работой, следил за доброкачественностью строительных материалов.
Как-то в одно утро он пришел к такому строящемуся зданию. Там он увидел рабочего-каменщика, сидевшего без работы. Синельников по-военному прикрикнул на него, быть может, даже обругал его. Каменщик ответил дерзостью. Это вывело из себя вспыльчивого генерал-губернатора, и он ударил рабочего тростью. Тогда последний развернулся и дал высокому сановнику пощечину.
Конечный результат этого инцидента был таков: Синельников приказал немедленно, без суда и следствия, расстрелять злополучного каменщика, а сам тотчас же подал в отставку и выехал из Иркутска.
Впоследствии, насколько я знаю, Иркутск уже не видел более у себя такого деятельного и справедливого генерал-губернатора, каким был Синельников.
ЦЫБУЛЬСКИЕ И ИВАНИЦКИЕХочу воскресить в своей памяти образы некоторых выдающихся людей, с которыми мне приходилось сталкиваться еще во времена моей ранней молодости. Встречаясь с такими людьми, я старался заимствовать у них жизненный опыт, который вообще дается людям не так легко, как это обычно думается, и прислушивался к их умным речам и замечаниям.
Надо признаться, что мы, таежники, не могли похвастаться богатством наших разумных развлечений. Увлекались мы больше всего охотою — этот спорт у нас стоял на первом месте; далее в свободные часы следовали встречи мужчин, беседы между ними обо всем понемножку, нередко об охотничьих же похождениях, затем частенько практиковалась игра в карты, в азартные игры.
Этого было, конечно, недостаточно для ума и сердца, почему я лично, по крайней мере, ценил и дорожил своими встречами с умными и выдающимися людьми.
В начале моей самостоятельной деятельности, когда мне было восемнадцать лет, я познакомился с одним из таких людей. Это был Захар Михайлович Цыбульский, томский коммерсант и золотопромышленник. Летом он обычно проживал в своей роскошной даче, построенной невдалеке от таежного инородческого селения Чебаки. При этой даче хозяином ее была устроена довольно поместительная церковь, где содержался духовный притч и хор певчих.
Самая дача представляла собой большой барский дом, с просторным танцевальным залом, бильярдной комнатой и со всеми барскими удобствами. При доме состоял довольно приличный оркестр музыкантов. На усадьбе дачи находился прекрасный сад с оранжереями, в которых к Рождеству выращивалось несколько штук совершенно созревших апельсинов.
На рождественские праздники супруги Цыбульские обычно приезжали из Томска в Чебаки, на свою дачу; и вот эти выращенные в оранжереях апельсины подавались тогда к столу, хозяева угощались сами, угощали и гостей, приезжавших к Цыбульским с рождественскими визитами.
По конторским отчетам, содержание дачи Цыбульского обходилось ему ежегодно в 40 тысяч рублей. Надо заметить, что эта дача служила одновременно и золотопромышленной резиденцией Цыбульского, имевшего ряд приисков в Ачинско-Минусинском районе.
Захар Михайлович Цыбульский был выдающимся местным самородком. Уроженец Минусинского округа, он по своему физическому типу напоминал несколько местных инородцев, но был высокого роста и имел весьма мужественный вид. Родословная его мне неизвестна, да, кажется, в нашем крае она была мало кому известна вообще. Это значило, что Цыбульский был обыкновенным смертным, выбившимся в люди своими личными способностями и силой воли, а не через протекцию сиятельных и сильных своим влиянием бабушек и тетушек.
