Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Проходивший мимо летчик из полка Дзусова Иван Бабак заинтересовался: о чем говорит капитан, раз летчики, вытянув шеи, так внимательно его слушают. Он подошел и тоже прислушался.
– Нет, надо было эшелонировать группу по высоте, тогда и толку было бы больше, – закончил свою мысль Покрышкин. Потом резко повернулся к невысокому белобрысому летчику: – А ты, Мочалов, что кричишь, панику в воздухе разводишь? Информировать о противнике надо коротко и ясно.
– Так они же в атаку пошли – тут некогда было рассуждать, – стал оправдываться Мочалов.
– Так ты же кнопку передатчика на целых пять минут нажал!
Последние слова капитана потонули в хохоте летчиков, но лицо Покрышкина оставалось серьезным.
– Скажете тоже – пять минут, – обиделся Мочалов, задетый их смехом за живое.
– Конечно, пять минут. Мне команду передать не дал – так я и пошел в полупереворот, а за мной вся группа, и пошло, и поехало: кто полный переворот делает, кто – полупереворот. Полная неразбериха! Ничего не скажешь, здорово мы летаем.
Летчики притихли.
Сашу ужасно угнетало, что никак не удается наладить взаимодействие пар в группе. Появится самолет противника, и все, за исключением Речкалова, Федорова и еще нескольких «стариков», скопом бросаются за ним, нарушая порядок, строго обусловленный разработанным на земле планом боя. Многие стремятся прежде всего атаковать истребителей, вместо того чтобы всей мощью огня обрушиться на бомбардировщики. В эфире хаос – все разом кричат, вместо того чтобы молча выслушать приказы ведущего и коротко доложить о противнике.
Надо продолжать тренировать и тренировать.
20 апреля, в день рождения Гитлера, немцы предприняли решительный штурм Малой Земли.
В небе творилось что-то невообразимое. Воздушные бои велись почти на всех высотах. В этой карусели трудно было разобрать, где свои, где чужие. С земли людям было страшно смотреть на то, что творилось в воздухе… Самолеты носились, словно разъяренные осы, которым порушили гнездо. Страшный гул, молниеносные сближения в лобовых атаках, какой-то душераздирающий вой и свист моторов, грохот от стрельбы пушек и пулеметов, стремительные наборы высоты и пикирования! Горят самолеты, летчики опускаются на парашютах… Как в аду.
В одиннадцать тридцать советские бомбардировщики произвели массированный налет и сорвали наступление противника. Еще около сотни самолетов атаковали позиции вермахта спустя пять часов. Командующий 17-й немецкой армией вынужден был срочно приступить к перегруппировке сил.
Восьмерка Покрышкина прикрывала штурмовиков во время этой вечерней атаки. Вылет не заладился: не успели подойти к месту штурмовки, как один из летчиков его восьмерки ввязался в бой со свалившимися сверху «мессершмиттами». Раздосадованный, комэск хотел было ругнуть пилота за своеволие, но, словно что-то почувствовав, оглянулся: желтое рыло трехпушечного «мессершмитта» висело метрах в пятидесяти над ним.
Руки и ноги сработали автоматически мгновенно – резко влево ручка, удар по правой педали с одновременным убиранием газа. В то же мгновение послышался сильный грохот. «Все! Амба!» – промелькнуло в голове. Но что это – машина как будто цела, хорошо слушается, а «мессер» уже промелькнул над ним своим закопченным пузом. Вот он уже впереди, виден, как на ладони. Прибавив газ, Саша бросился за ним.
А тот, уверенный, что «тринадцатая» подбита, решил приняться за другого русского, а когда спохватился, было уже поздно. Саша сидел у него на хвосте. Фриц махнул переворот – Саша за ним. Тогда немец спикировал, надеясь на скорость своей машины, но Саше только это и надо было. Когда немецкий пилот стал выводить свой самолет из пикирования у самой воды, он получил в хвост три очереди из пушки и пулеметов.
Позже Александр во всем разобрался. Оказалось, у него в полете отказал приемник – вот почему он не услышал предупреждение ведомого о появлении «мессершмитта». Интуитивно почувствовав немца у себя на хвосте, он мгновенно свалил свою машину в скольжение и вышел из него полупереворотом, на какое-то мгновение опередив начало стрельбы противника. «Месс» прошел так близко, что Саша услышал грохот его пушек, снаряды которых прошли мимо.
Подготовка советских войск к наступлению шла полным ходом. В 56-ю армию, наступающую на главном направлении, стали поступать артиллерия резерва Верховного Главнокомандующего, авиация с других фронтов, эшелоны с горючим, боеприпасами, необходимым снаряжением.
По приказу маршала Жукова авиация, начиная с 21 апреля, стала наносить массированные удары по обороне, базам снабжения и аэродромам противника. Авиация дальнего действия группами по пять-десять машин подвергла бомбардировке аэродромы 55-й эскадры люфтваффе в Саках и Сарабузе, а также 18 других аэродромов. Помогая малоземельцам, в воздух стали подыматься до двухсот самолетов, что сразу же сбило активность противника.
Командующий ВВС маршал Новиков быстро обнаружил, что дело страдает от распыления сил. Необходимо было срочно внести изменения в структуру управления авиацией Северо-Кавказского фронта. Маршал принимает решение о переводе управления 5-й воздушной армии в район Курской дуги в состав Степного фронта, с передачей трех ее авиационных дивизий 4-й воздушной армии. Был упразднен штаб ВВС фронта, а его командующий Вершинин возглавил 4-ю армию. Командовавший ею ранее генерал Науменко получил назначение на Курскую дугу. Теперь авиацией фронта командовал только один штаб.
Все решения Новикова были утверждены Жуковым. Указания последнего оформлялись начальником штаба Северо-Кавказского фронта генерал-лейтенантом Петровым. Все делалось быстро и четко. Крутой характер Георгия Константиновича Жукова был всем хорошо известен.
Вместе с представителем Генерального штаба генералом Штеменко маршал побывал во всех армиях и лично поставил задачи командующим, а в 56-й армии встретился с каждым командиром дивизии и разъяснил ему его конкретную задачу. Поскольку подготовку наступательной операции к 25-му завершить не удалось, Жуков приказал отложить наступление до 29-го – только к этому сроку все силы и средства фронта могли быть приведены в полную боевую готовность.
6
А воздушные бои продолжались. Начинались они рано утром и длились до захода солнца. Летчики выматывались до предела. Лишь Вадим Фадеев со своим богатырским здоровьем неизменно сохранял бодрость духа. Как только сонные, невыспавшиеся летчики усаживались в старенький, разбитый автобус, на котором их доставляли из станицы на аэродром, тотчас же раздавался его могучий бас. «Утро самодеятельности» объявлялось открытым, и по дороге до аэродрома он развлекал народ: рассказывал анекдоты, пел волжские песни, со всеми подробностями начинал излагать какую-нибудь невероятную историю из своей жизни, пересыпая ее такими красочными деталями, что от смеха невозможно было удержаться. Пока доезжали до аэродрома, сонливость у летчиков проходила.
