Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»
Отправляясь в Италию, Лоррен не особенно переживал о своей дальнейшей судьбе. Он верил, что скоро вернется. А пока суд да дело собирался провести время за границей интересно и с пользой, тем более, что Филипп добился того, чтобы ему выплачивали содержание за счет казны.
Будучи еще в юности посвящен в мальтийские рыцари, де Лоррен, видимо, не все время развлекался в Италии, некоторое время он провел и на Мальте.
Вот такое письмо принца Филиппа Орлеанского обнаружилось в книге «История Мальтийского рыцарства в документах и письмах», изданной в Париже в 2002 году.
«Я безумно тоскую по тебе, мой рыцарь. И, наверное, я никогда не смогу простить брату твоего изгнания… Я думаю, сам Александр Великий не тосковал так по прекрасному Гефестиону. Благодарю за его жизнеописание — чудесная книга — ты всегда знаешь, что может меня утешить. И все же в книге сей более всего меня тронули отношения Великого Александра и его друга. И как же они похожи на мои чувства к тебе, и как же ты, дорогой мой, схож с Гефестионом. Та же доблесть, тот же военный гений — подобно ему ты прикрыл меня при Маастрихте, и также был ранен. И подобно ему, тебе нет равных в верховой езде, фехтовании и безрассудной смелости.
И подумай — что может быть лучше такой дружбы и выше такой любви, какая связывала Александра и Гефестиона, и какая связывает нас. Живи мы в другое время, мы тоже вместе брали бы города, сейчас же я только могу умереть от тоски, как Александр, когда Гефестион строил города для его империи, и они были в разлуке. Но я не допущу, чтобы ты долго был на Мальте…»
Воспитание Мазарини не вполне убило в Филиппе военный гений, и он дважды принимал участие в военных походах. В первый раз — в войне с Фландрией в 1667 году. Причем он все время находился где-то переднем крае, палил по врагу из мушкета и впереди всех летел в атаку, вдохновляя своим примером солдат, которые просто обожали его. Еще бы — принц крови, брат короля, сражался как один из них и был с ними на равных перед превратностями судьбы. Филиппа пытались отговорить от такого необдуманного риска, умоляли поберечь свою драгоценную особу, но принц никого не слушал.
Во время одной из осад, прикрывая собой принца, де Лоррен был тяжело ранен в ногу. Пуля вошла в бедро в опасной близости от артерии, и, хотя раненого тут же доставили в лагерь и передали на руки врачам, жизнь его долгое время была в серьезной опасности. Филипп почти не отходил от постели любовника, преданно за ним ухаживая, а если быть точнее — путаясь под ногами у врачей.
В 1672 году Филипп командовал войсками в войне с Соединенными провинциями Нидерландов. А еще несколько лет спустя, 11 апреля 1677 года, он одержал большую победу в битве при Мон-Касселе и взял крепость Сент-Омер, поразив всех своим искусством ведения боевых операций. Его действия были настолько уверенными и грамотными, будто он действительно был опытным военачальником. И в отличие от большинства других командиров он не позволил своим солдатам разграбить захваченный город.
В газете «Меркюр» был опубликован сонет аббата Тальман-старшего, законченный такими словами, посвященными принцу:
Тот, кто видел вас более гордым, чем бог сражений,
В день, когда вы повергали врагов без угрызений,
Никогда не видел более милостивого победителя на следующий день.
Людовик XIV даже позавидовал успехам брата и больше не допускал его командовать армией.
Де Лоррен отправился в ссылку в начале 1670 года.
А в июне того же года умерла Генриетта Английская. Умерла неожиданно и в страшных мучениях, и конечно все тут же заподозрили, что это дело рук опального шевалье, — якобы он отравил жену своего любовника при посредничестве одного из фаворитов герцога Орлеанского, которому тоже не за что было любить принцессу, — маркиза д'Эффиа. Говорили, что Лоррен прислал д'Эффиа из Италии какой-то особенно хитрый яд, которым тот смазал чашку принцессы. А после того как та выпила из нее, он потихоньку забрал ее и прокалил на огне, а потом вернул на прежнее место.
Говорили и то, что сам Филипп одобрил это злодеяние…
Генриетта закончила возложенную на нее королем миссию: съездила в Англию и вернулась с подписанным союзным договором, согласно которому Англия обязывалась вступить в войну на стороне Франции, в обмен на солидное денежное содержание, в котором так нуждался Карл Стюарт, не желавший постоянно зависеть от милостей парламента.
Генриетта вернулась из Англии совершенно счастливой, она как будто заново расцвела и была необычайно хороша собой. Обласканная королем, ставшая снова хозяйкой в своем доме, она чувствовала себя спокойнее и увереннее, она даже попыталась помириться с Филиппом, будучи уверенной, что если уж она преуспела в дипломатических делах, то и в семье у нее теперь все получится. Филипп выглядел мятущимся. С одной стороны, казалось, что ему тоже надоели вечные скандалы и хочется веселья, с другой — он продолжал дуться, потому что веселиться без Лоррена ему не хотелось. И многие начали думать, что вскоре принц откажется от мысли вернуть своего фаворита… В конце концов — с глаз долой, из сердца вон. Да и кто такой этот Лоррен, чтобы долго помнить о нем?
А спустя две недели после возвращения Генриетта умерла…
Утром 29 июня было очень жарко и, едва проснувшись, принцесса попросила камеристку принести ей подслащенной воды, выпила ее, и через пару минут вдруг почувствовала острую боль в животе.
Несколько мгновений принцесса крепилась, стараясь перетерпеть приступ, но потом охнула и поставила чашку на стол.
— Господа, как больно! — вдруг воскликнула она, хватаясь за бок.
— Что с вами, ваше высочество? — засуетились дамы.
Генриетта сильно побледнела. В глазах ее мелькнуло смятение и мольба о помощи, а потом их просто застило слезами.
Принцессе тотчас же пришли на помощь, поддерживая под руки, дамы отвели ее в спальню и уложили на кровать. Кто-то побежал за лейб-медиком. Кто-то сообщил о происходящем Филиппу, который тотчас же поспешил в покои своей жены.
От боли принцесса не могла даже говорить, стиснув зубы, она старалась держаться и не кричать. Но по лицу ее текли слезы. Придворные суетились вокруг, и пришедший к ложу больной доктор выгнал их всех из ее покоев, остались только Филипп и камеристка.
Филипп старался выглядеть взволнованным, как подобало бы случаю, но, кажется, это получалось у него плохо. Он даже заметил, как удивленно взглянула на него камеристка, — нельзя быть таким равнодушным, когда умирает твоя жена!
— Что с ней? — резко спросил Филипп у врача.
