Вадим Евсеев - Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера
До того месяц-другой боль чувствовал – делали уколы в сустав. Но и после того, как заменился, тяжесть травмы определили не сразу. Когда уезжал в Штутгарт лечиться, сказали, что полетел мениск. А там доктор ногу посмотрел, поболтал ее в разные стороны – и замахал руками: «Ноу мениск!» Мениск у меня только на правой летел, а на левой – два раза «кресты»…
Проходит полгода, я к январю восстановился – и еду с командой на сборы в Израиль. Сначала месяц работаю индивидуально, потом перехожу в общую группу. Первая игра на втором сборе – с какими-то то ли «пивняками», то ли лесорубами, для разгона такое лучше всего. Выхожу в основе. И где-то на пятнадцатой-двадцатой минуте Семин меня меняет. И ничего не говорит, хотя я понять не могу – в чем дело.
На следующей тренировке подзывает и говорит: «Слышь, у тебя все пропало». Я пожимаю плечами: «Ну я не знаю, тренируюсь, все делаю». – «Нет. У тебя все пропало. Скорость пропала, резкость пропала. Вообще все».
А я ведь месяц сам пахал, потом – с командой. И после этого он такое сказал. Меня эти слова здорово задели. Как это – все пропало?!
Но я рук не опустил. Пропало – значит, надо работать. И возвращать навыки. Чем и занимался.
На третьем сборе в Ла-Манге жили в номере с Семеном Семененко – молодым защитником одного года рождения с Пименовым, он был как бы между дублем и основой. Первая команда играет турнир, те, кто мало выходит на поле, – товарищеские матчи. Я – во второй команде, а в первой на замену максимум на десять-пятнадцать минут выхожу.
Сбор заканчивается, остается два матча. И тут меня вдруг вечером ставят в основу на все девяносто минут. А наутро играет второй состав, и я уверен, что на поле не выйду – раз накануне играл. На завтраки я обычно не ходил, предпочитал высыпаться.
И тут стук в дверь. Я сплю; молодой, который готовился к своей игре, пошел открывать. А оттуда второй тренер Эштреков, как всегда, тянет слова в нос: «Ва-а-ади-и-ик!» – «Что такое?» – «Поиграй, пожалуйста!». Что делать – просыпаюсь, иду за формой, бегаю первый тайм. Жду замены.
Никто ничего не говорит. И второй тайм целиком отыграл. Вот, думаю, молодцы. То даже на двадцать минут не готов, то на два матча вечером и утром ставят. Вы уж определитесь для себя, готов я или нет! С момента той фразы Семина, правда, уже месяца полтора как прошло…
Так мне никто ничего и не объяснил. То ли травму кто-то из дубля получил, то ли затемпературил с утра. Я и спрашиваю после игры у Семененко: «Что, все пропало у меня?» Он отмахнулся: «Да ладно, хорош ты. Что у тебя могло пропасть?»
Вот так мне те слова Семина врезались в память и задели. Наверное, так и надо было. Не сказал бы – я продолжал бы тренироваться, как обычно. А тут разозлился.
Тем не менее в первой половине 2002-го выходил только на замену. В основном на десять-пятнадцать минут, максимум – на полчаса. И вот в последнем туре перед перерывом, связанным с чемпионатом мира, играем дома с «Ротором».
За неделю до того нас разбили в Самаре – 0:3. А тут еще и выбыли несколько защитников, Джейкоб Лекхето, игравший на фланге в основном составе, уехал в сборную ЮАР на сборы перед чемпионатом мира, кого-то дисквалифицировали. И Семин мне за неделю до «Ротора» сказал: «Готовься, будешь играть».
Я настраивался, как зверь, всю неделю только об этом и думал. А на установке узнал, что остаюсь в запасе. Видимо, по тренировкам в ту неделю он сделал такой выбор. Но как же я разозлился! Правда, до поры держал эту злость в себе.
В результате у нас два человека травмировались, и мы с Дроздовым вышли на замену еще в первом тайме. Я – вместо Сереги Игнашевича, который получил сотрясение мозга.
А на 88-й минуте при счете 1:0 я забил. Не бог весть как – все сделал Макс Бузникин, и мне оставалось только попасть головой в пустые ворота.
Но я испытал в этот момент такие эмоции, что подбежал к скамейке и заорал: «Семин, сосать!»
Это было, конечно, за гранью допустимого. Причем далеко за гранью. И когда я пришел в себя, ожидал чего угодно. Но он как будто ничего не услышал. По крайней мере, ни в раздевалке, ни потом эта тема вообще не поднималась.
Хорошо, что в тот момент наступила пауза в чемпионате, иначе какого-то объяснения было бы не избежать. Но мы разъехались по отпускам, кто-то полетел на чемпионат мира в Японию. И только потом – во Францию, готовиться ко второй части сезона.
А знаете, чем все закончилось? После перерыва, связанного с чемпионатом мира, я до конца сезона выходил в стартовом составе и забил девять голов. Вытеснил из состава Обрадовича – самого дорогого футболиста команды. И в конце года оказалось, что я, крайний защитник, наравне с Лоськовым и Пименовым – лучший бомбардир команды. По семь мячей забили в чемпионате. А в целом за сезон у меня девять было – еще два в Лиге чемпионов.
И Семин приводил меня всем в пример. Говорил: «Разозлитесь на меня так же, как Евсеев! И на поле это покажите!»
С катушек меня, что скрывать, периодически срывало. Думаю, Юрию Палычу и ребятам того «Локомотива» некоторые мои фразы врезались в память. В газете и даже книге такого не напечатаешь. Я очень обижался, когда меня Семин в состав не ставил. Но он такой человек – любил людей, которые доказывают. И не было случая, чтобы я не доказал свою правоту.
Или, например, однажды я некрасиво уходил с поля, когда в Ярославле меня выгнали. Меня почему-то в основном Станислав Сухина удалял – причем я этого не замечал, ребята подсказали. Он мне вторую желтую показал, красную – и пошел стенку при штрафном ставить. А я остался на поле с игроком соперников, держу его. Не хотел никуда уходить.
Судья уже собирался начинать игру, а ему подсказали: «Слышь, он не ушел». Сухина ко мне, я говорю: «Не пойду никуда». Так массажист Шаман, Володя Ткаченко, вышел, убирал меня с поля. Причем карточку, может, и по делу показали. Просто замкнуло.
Палыч знал меня и не обращал внимания на мои высказывания. Я мог сказать что угодно – и ему, и в интервью. Говорил, например, что по-прежнему переживаю за «Спартак». Нет, ну а правда, разве кто-то из футболистов моего поколения, когда рос, болел за «Локомотив»? Ручаюсь: ни одного такого не найти. Кто-то, как я, был болельщиком «Спартака», кто-то – «Динамо» московского, кто-то – киевского. Тот же Овчинников – воспитанник «Динамо», за него и болел. На «Локомотив» ходило-то по сто человек – работники РЖД да родственники игроков.
А за «Локо» люди стали потихоньку переживать уже в 90-е годы, когда предыдущее поколение Семина начало Кубки брать и медали выигрывать. А в массовом порядке – уже когда мы чемпионами становились и в Лиге чемпионов из группы выходили и «Интер» громили.