Юрий Ерзинкян - Невыдуманные истории. Веселые страницы из невеселого дневника кинорежиссера
Барнет охотно согласился прочитать сценарий. Обещал с помощью «могучих связей» утвердить его в министерстве кинематографии.
Спустя два дня я позвонил Борису Васильевичу.
– Могу тебя обрадовать, я все уладил, – картаво пробасил в трубку Барнет.
Я тут же помчался в министерство.
Большаков принял меня сразу (видимо, сработали «могучие связи»).
– Барнет прав, сценарий никудышный. Он решительно непригоден для вашего дебюта, – сказал Иван Григорьевич…
По-своему истолковав мою растерянность, министр добавил: |
– Не волнуйтесь. Сценарий мы отклоним – это избавит вас от неприятных объяснений с вашим руководством.
* * *
… Пил Барнет всю ночь напролет. Пил «по-черному». В мрачном одиночестве. Не оказалось рядом даже Михеича, неизменного свидетеля пьяных, бессонных ночей.
Сохранилась запись-до боли знакомые слова – «Не пей!»
… Строки разных лет – фразы из писем, подписи под рисунками, дарственные надписи на фотографиях.
Рисунок, сделанный в сорок четвертом, в Ереване. Мой портрет. Текст на лицевой и оборотной стороне листа:
«Дорогой, хороший Юрик! Этот плохой рисунок (см. на обороте) является доказательством необходимости работать и работать.
Вот результат того, что я не работаю. Вы не похожи и рисунок ГО….Й.
Нарушайте все заповеди, кроме одной – НЕ ПЕЙ!!!
Б.Барнет. 27 V 44г.»
Другой рисунок. Автопортрет мастера. И снова:
«ЕЩЕ РАЗ НЕ ПЕЙ!
Б.Б. 7 VII 44г.»
О художнике Валентине Подпомогове:
«Этот курносый армянин с русской православной фамилией, станет выдающимся художником (если не сопьется, конечно). Он обладает уникальным, врожденным даром рисовальщика-виртуоза .
ВАЛЯ – НЕ ПЕЙ!»
* * *
В Москве, в начале сорок пятого завершались съемки фильма «Однажды ночью». Строили последнюю декорацию в пустом неотопленном павильоне «Мосфильма».
Случилось так, что я, по мнению Барнета, в чем-то провинился – «сморозил такое, что…»
Барнет обрушился на меня всей своей «матерной» мощью. Я, тогда, бросил все – картину, незавершенную декорацию и… махнул в Ереван.
Борис Васильевич был вне себя от моей «чудовищной неблагодарности».
А затем… написал мне «покаянное» письмо. Только удивительной, барнетовской добротой и отходчивостью могли быть продиктованы эти строки:
«Дорогой Юра! Пишу вам, пишу, телеграфирую – как в пропасть. Если рассердились на меня, то прошу вас – простите. Если бы меньше любил Вас – меньше и разозлился…»
Письмо завершалось все тем же заклинанием – «ЮРА НЕ ПЕЙ!!!»
… Та, последняя ночь Мастера была тяжкой, муторной, беспросветной. И оборвалась она нелепо, не достойно «одержимого жаждою творить».
– Э-эх… Не сладил Василич с бедой… – размазывая по сухим, морщинистым щекам кулаком слезы, причитал Михеич, ночной сторож, отставной майор (жил Барнет в Риге в правительственном охраняемом доме).
– Как же это так… За что бога позлобил, мил человек… Жить тебе да жить…
Так нелепо, недостойно ушел из жизни могучий художник. Ушел «не сладив с бедой».
Прожил Барнет свою бурную, неоднозначную жизнь неисправимым бунтарем и закончил ее «бунтом».
Хоронили Мастера «буднично», без почестей.
Бунтарей на Руси издавна не миловали…
* * *
Страшно ВСПОМНИТЬ» – так, обычно, начинали свой рассказ о встречах со Сталиным:
Михаил Чиаурели:
… Случилось это осенью сорок седьмого. Впрочем все по порядку.
Семьи Джугашвили и Чиаурели дружили многими поколениями. Это, собственно, и определило отношение ко мне Иосифа Виссарионовича. Сталин не скрывал своего расположения ко мне, интереса к моему творчеству…
Приезжая в Москву (жил я тогда в Тбилиси), я бывал в Кремле, на «Ближней даче» – участвовал в застольях вождя, пил с ним «Напареули», играл в шахматы…
Так продолжалось несколько лет.
В сорок пятом Сталин подарил мне свой портрет, выполненный известным фотографом Моисеем Напельбаумом с дарственной надписью:
«Мише. Верю тебе. Ценю твой талант. И. Сталин.»
Были, правда, и «омрачающие» наши отношения ситуации:
Я все еще жил в Тбилиси. Как-то оказавшись в Москве я позвонил Поскребышеву и попросил организовать мне встречу со Сталиным. Работал я тогда над сценарием «Клятвы» и частенько пользовался «директивными» советами вождя.
Сталин пригласил меня отобедать с ним на «Ближней». Приглашение на дачу считалось проявлением особого расположения хозяина к гостю.
Встретил меня Иосиф Виссарионович в саду:
– Почему ты один? А где Верико?
Сталин имел ввиду жену мою – артистку Верико Анджапаридзе. Я решил отшутиться (как выяснилось – неудачно).
– Иосиф Виссарионович, какой дурак ездит в Тулу со своим самоваром.
Сталин нахмурился:
– Мой дом не Тула, Верико – не самовар… Приедет жена, тогда и приходите.
Сталин резко развернулся и быстрыми шагами направился к даче.
Или, вот еще:
После премьеры «Клятвы» Сталин пригласил меня и Михаила Геловани к себе.
У Геловани возникла «идея»:
– А что если я поеду к Иосифу Виссарионовну в его костюме и гриме?. . Это, пожалуй, позабавит вождя.
Сказано-сделано.
Увидев этот маскарад, Сталин помрачнел:
– За одним столом вполне достаточно одного Сталина,
– и обращаясь к генералу Власику, резко сказал. – Отвезите этого шутника в гостиницу и хорошенько отмойте. Чиаурели вам поможет.
… Было это поздней осенью сорок седьмого, где-то в девятом часу в моей квартире раздался телефонный звонок. Приглушенный вкрадчивый бас сообщил, что на проводе Сталин.
– Ну как, научился играть в шахматы?. . Могу преподать урок, бесплатно… – знакомо сострил Сталин.
Игра затянулась за полночь.
– Переночуешь у меня, а утром продолжим партию. .
Хозяину возражать не полагалось.
Сталин швырнул на кожаный диван подушку, плед, и, не глядя на меня, сказал:
– Да, все забываю тебе сказать, Берия видел во сне, будто ты готовишь на меня покушение.
Меня бросило в холодный пот. Я инстинктивно сделал шаг к двери, но тут же осекся.
Сталин сделал вид, что не замечает моего замешательства. Зашторил окно, погасил светильник. Не спеша разделся, лег. Включил ночник. Долго раскуривал трубку. Раскрыл томик Пушкина и погрузился в чтение.
Пять мучительных, казавшихся вечностью, часов я проле-
жал на спине, сдавив дыхание, боясь шелохнуться – что если Сталину почудится недобрым мое…
На рассвете Сталин отложил книгу, выключил ночник и, повернувшись к стенке, сказал:
– Ты что не спишь?. . Это я так, пошутил… Ведь это только сон, пусть Берии… А ты, я вижу струсил… Выбрось эту чепуху из головы… Пока ты исправно проигрываешь в шахматы, Берия тебе не страшен.
