Марианна Шаскольская - Фредерик Жолио-Кюри
— Где вы остановились? — спросил директор в конце разговора.
— В отеле «Фредерик», — ответил новый инженер.
Директор изумленно откинулся в кресле. Его брови вопросительно поднялись. Сдержанный смех послышался от стола секретарши, и, покраснев, она уткнулась в свои бумаги. Приветливый тон директора сменился недоумевающим, и он с сомнением покачал головой вслед растерянно откланявшемуся новичку.
Лишь через несколько дней Фредерик понял, что отель, привлекший его внимание, был известен в городе своей сомнительной репутацией, и это едва не погубило авторитета молодого инженера. Усмешки и поддразнивание долго преследовали Жолио: «А, это тот молодой инженер, что остановился в отеле «Фредерик».
Но скоро о Фредерике Жолио заговорили по-другому. Его глубокие знания, смелые решения, великолепное мастерство в обращении с приборами завоевали ему всеобщее уважение. Приветливый, остроумный, неизменно веселый юноша быстро сдружился с сослуживцами. Когда же оказалось, что молодой инженер — знаток музыки и пианист, рыболов и отменный футболист, его признали на заводе как своего.
Инженеры-практиканты жили вместе с рабочими. У них были те же часы работы, та же зарплата, те же жилища, одна столовая. Все было новым и поразительным для Жолио. Громадный завод, мерный ритм машин, тысячи людей за станками. Из лабораторий и студенческих аудиторий он сразу попал в гущу социальных проблем. Вначале он только слушал, потом слушал и спорил. Рабочие — бельгийцы, французы, немцы — обсуждали условия жизни и труда здесь и на других заводах, и Фредерик впервые столкнулся лицом к лицу с вопросами социального неравенства. Нельзя было не видеть, как разорена страна и ограблен народ недавно закончившейся войной, и нельзя было закрыть глаза на то, сколько прибылей принесла та же война предпринимателям завода Арбеда. Нельзя было не слышать рассказов рабочих, прибывших с других заводов. Невольно вспоминались слова Ланжевена: «Если глаза открылись однажды на случай несправедливости, закрыть их уже нельзя. Как можно спокойно жить в мире, где еще возможны бойни, подобные той, которая произошла в недавние годы?»
Фредерик прислушивался к разговорам и спорам рабочих, таких же потомственных металлистов, как его дед, отец, товарищи отца. То, что он слышал с детства дома, оживало и вставало перед ним по-новому. Всем сердцем понял он теперь то, о чем говорил его любимый учитель в своем письме в «Юманите» по поводу студентов-штрейкбрехеров: живя и трудясь вместе с рабочими, он не может отрываться от них, идти против них.
Много лет спустя, будучи уже всемирно прославленным ученым, он сказал об этом с трибуны стокгольмской сессии Всемирного комитета сторонников мира: «Ученые и инженеры не являются какой-то кучкой избранных, оторванных от реальной действительности. Они, как граждане великого лагеря трудящихся, должны вместе с ними бороться за то, чтобы наука целиком служила делу мира и благу человечества».
Его инженерная деятельность на заводе также была для него исключительно полезной. Он усовершенствовал несколько приборов, успешно проводил исследования теплотворной способности газов.
Фредерику довелось пробыть на заводе меньше года. Кончилась отсрочка, он был призван в армию и направлен в артиллерийскую школу в Пуатье.
«Я ГОВОРИЛ О ВАС С МАДАМ КЮРИ»Новичку, прибывшему в артиллерийскую школу в Пуатье, было от чего растеряться. Две тысячи новобранцев, все похожие друг на друга в мешковато сидящих мундирах, толклись на громадном дворе, в коридорах и канцеляриях.
— Куда вы хотите — в конную или в мотоартиллерию? — спросил канцелярист.
О лошадях у Фредерика было представление смутное. Наверное, с моторами договориться легче. Впрочем… Но долго раздумывать ему не дали:
— Мотоартиллерия. Бригада седьмая. Инструктор в комнате три, на втором этаже. Следующий!
Вконец растерянный Фредерик отправился искать инструктора.
— Фред! И ты здесь?! — услышал он радостный возглас.
— Пьер! Ты?!
Счастливый случай снова свел вместе «дважды перебродивших». Бикар уже успел немного осмотреться.
— Смотри, — показывал он, — вот мой инструктор. А ты в какой бригаде? Тоже в этой? Но я уже подал заявление, хочу к другому инструктору. Мой — грубиян.
— Да что ты, Пьер! У того инструктора такое злое лицо, у нашего вид гораздо приятнее.
Случай опять помог. Просьба Бикара о переводе затерялась в канцелярии, и он остался в той бригаде, куда в порядке алфавита попал вместе с Жолио. Кстати, Жолио оказался лучшим психологом: суровый на вид инструктор стал хорошим другом и старшим товарищем Пьера и Фредерика…
Двадцать пять молодых артиллеристов жили в одной комнате. Койки Бикара и Жолио стояли вплотную рядом. Бикар был старшим по комнате, и Жолио каждое утро злился на него: в порыве усердия Пьер поднимал всех за четверть часа до общего сигнала.
Занятия в классах, стрельбы, маршировка — и так каждый день. На спорт оставалось немного времени, хотя Пьер и Фредерик все-таки успевали схватиться друг с другом в вольной борьбе или в джиу-джитсу. Утомленные, они засыпали здоровым, молодым сном. И все же часто вечерами, лежа на своих койках, они долго беседовали шепотом. Вопросы общественные и научные, жизнь и книги — все было темой их ночных бесед. Их общая мечта становилась все отчетливее: учиться, трудиться в лаборатории, стать физиками-исследователями. Но как? С чего начать?
За ними только годы учения и небольшой стаж практики. Что ждет их впереди? У обоих семьи бедны и нет средств на дальнейшее учение. Они оба не могут позволить себе роскошь работать без оплаты, а кто возьмет их на оплачиваемые места? Да и слишком редки такие места. Учиться в Эколь Нормаль или в Сорбонне они не могут: нет денег.
Действовать начал Бикар. Когда кончалось ученье в артиллерийской школе и новоиспеченные сублейтенанты должны были снова разлучиться, отправившись к назначенным местам службы, Бикар обратился с письмом к профессору Ланжевену: «Наша служба в армии скоро кончится. Мы с Жолио хотим работать в лаборатории. Физика привлекает нас. Помогите нам советом».
Ланжевен указал друзьям путь. В Париже существовал «фонд Кюри», основанный благодаря неистощимой энергии Марии Кюри. Фонд составлялся из пожертвований меценатов. Гордые сознанием своей добродетели, миллионеры жертвовали большие суммы на поддержку исследований радиоактивности, в то время как французское правительство скаредно жалело каждый лишний франк на науку. «Фонд Кюри» мог предоставлять стипендии молодым ученым для стажировки в научных лабораториях.
— Но это же не для нас, — возражал Фредерик, когда Пьер рассказывал ему об этом.
