Екатерина Мишаненкова - Харламов. Легенда хоккея
Летом 1962 года на Ленинградском проспекте открылся летний каток, где ЦСКА набирал детей в свою спортивную школу. Приятели Валеры позвали его записываться, с восторгом рассказывая об искусственном льде и красивой форме. Он пошел за компанию, а в результате взяли только его одного. Спустя много лет он вспоминал об этом дне:
«В общем-то, конечно, нервничал. Но я это понял уже потом. А тут только одно в голове было: пробежать по площадке как следует. Вышел на лед, смотрю – стоит Кулагин, хмурый такой, сосредоточенный. Уже после я узнал, что он долго никого отобрать в тот раз не мог. Оттого, наверное, и был хмурый. Ну, подошла моя очередь, поехал. Тут я уж точно ни о чем не думал, кроме того, чтобы и скорость показать, и владение коньками. Прокатился круг, смотрю на Бориса Павловича, он – на меня. «Фамилия?» – спрашивает. «Харламов Валерий». – «Год рождения?»
И тут, сам не знаю зачем, я соврал. Сказал, что мне тринадцать лет, а мне уже исполнилось четырнадцать. Наверное, хотел повысить свои шансы. Хорошо хоть хватило ума всего год себе убавить, а то ведь мог брякнуть, что мне, скажем, десять лет».
Сбавленный год на самом деле повысил его шансы – набирали ребят 1949 года рождения, а тех, кто 1948 г., уже не принимали. Но Валера был маленького роста, поэтому выдать себя за тринадцатилетнего ему было легко. А набор в те времена проходил не так строго, как сейчас, не спрашивали ни документов, ни даже медицинской справки (которая точно отрезала бы ему путь на лед). Вот так Валерий Харламов оказался в Детско-юношеской спортивной школе ЦСКА. Кто бы тогда мог подумать, что вот так, путем случайностей, обмана и нарушений медицинских предписаний он пришел к своему призванию…
Два раза в год в газете «Советский спорт» появляется объявление, лишающее покоя тысячи московских мальчишек. Впрочем, не только московских, но и тех, кто живет в Подмосковье.
Объявление гласит, что хоккейная школа ЦСКА проводит набор детей… года рождения.
Год, естественно, меняется. Когда-то приглашали моих сверстников, ребят родившихся в 1948 году. Потом настал черед мальчишек, увидевших свет в 1952-м, – шло поколение Владислава Третьяка. Годы бежали, и в ЦСКА пытались поступить сверстники Вячеслава Фетисова, а затем и… Затем пришла пора вступительных экзаменов для детей играющих сегодня мастеров. Год рождения – 1968-й. Год рождения – 1969-й. Год рождения – 1970-й. Принят Андрей Михайлов, сын моего партнера по тройке. Принят Анатолий Фирсов-младший, сын знаменитого нападающего, ставшего целой эпохой в истории нашего хоккея.
Меняется год рождения мальчишек, которых приглашают в ЦСКА. Меняются и фамилии экзаменаторов. Одни мастера уходят из команды, другие в эти приемные дни уезжают из Москвы на матчи, восходят новые звезды, появляются новые кумиры. Но неизменным остается высококвалифицированный состав приемной комиссии: в нее всегда входят знаменитые армейские тренеры и хоккеисты…
Неизменными остаются и чрезвычайно высокие требования, предъявляемые к детям: наш клуб может себе позволить выбирать. Желающих попробовать свои силы на конкурсных испытаниях в знаменитой хоккейной команде предостаточно. Неизменными потому остаются не только улыбки счастливчиков, которых приняли в ЦСКА, как приняли когда-то, много лет назад, меня, но и слезы неудачников, которых больше, неизмеримо больше: вы помните – мы пришли поступать целой компанией, а взяли меня одного.
Владимир Богомолов, мастер спорта СССР
С малолетства играл я с ним в одной тройке. Помню все хорошо…
…В день какого-то матча тренер Вячеслав Леонидович Тазов привел Валеру к нам: «Этот парень будет здесь играть». Ну будет так будет. Как «опытный» уже хоккеист я отнесся к событию равнодушно.
Отбивали тогда просто: рослый, хорошо катается – выйдет толк! Мальчишкой я был крепким, забивал. Валера на коньках держался уверенно, но в целом особо не выделялся. Кто бы мог предположить, что он, Харламов, – будущая звезда? Думаю, никто. В том, что не затерялся он, есть заслуга армейских педагогов. Но считать, что сразу разглядели дарование, значит, выдавать желаемое за действительное, упрощать спорт, игнорируя загадочное и не такое уж редкое явление, когда вершины достигает человек, имевший у подножия скромные надежды на всеобщее признание.
После того как Харламова, Лопина и меня свели в одно звено, мы редко расставались. Часто бывали дома у Харламовых. Бегони и дядя Боря, Борис Сергеевич, – добрые, искренние люди. Таким вырастили и сына, который унаследовал спортивность отца, взрослым игравшего в русский хоккей, и импульсивность матери-испанки.
Мы и досуг свой не представляли без спорта. То на стадион пойдем, обычно на «Динамо», то сами в футбол играем. Летом футбол полностью заменял хоккей. Харламов у Нила Степановича Гугнина в «Метрострое» тренировался, я – в ЦСКА. Сказал ему: «Что ты за “Метро” бегаешь. Давай к нам. Вместе же будем». Привел друга, а его не взяли. До сих пор для меня это загадка. Ведь играл он здорово, особенно в мини-футбол. На большом поле тоже был хорош, но потом, пройдя атлетическую подготовку армейского хоккея, был несколько массивнее, чем того требует кожаный мяч.
На льду он любил шайбу отпустить в пространство между собой и защитником, с которым затевал игру в кошки-мышки. Тот азартно бросался за легкой добычей. Тонко чувствуя дистанцию, Валерий выкрадывал из-под носа шайбу – и был таков. Позже это назовут «обводкой будущего»: до Харламова классическим считался постоянный контроль шайбы – у него она бывала вроде бы и ничья.
На зеленом же поле мяч у него был как приклеенный к ноге. Обводка была простая. Показал корпусом в одну сторону и ушел в другую. Надежно прикрывал мяч. Тогда о полузащитнике Викторе Панаеве шла молва, что в «проходе автобуса восьмерых может обвести!» Видел, как нечто подобное исполнял Харламов.
Летом, спасаясь от городского пекла и шума, мы ездили на пляж в Серебряный бор. Был там футбольный «пятачок» размером с баскетбольную площадку, с урнами вместо штанг. Регламент строгий: проиграли – ждите своей очереди, а желающих – длинный хвост. Играть там умели и сражались по-мужски. А мяч у Харламова отнять не могли.
Валерий и с баскетбольным мячом хорошо смотрелся. Хорошо потому, что мышление его было создано для игр. Харламовское понимание ситуаций отличалось от канонов. С шайбой или с мячом шел он не туда, куда предполагали соперники, а бросался в самую гущу, на эшелонированный участок обороны, чем вызывал смятение у противника и создавал оперативный простор для партнеров. Мог сделать все и в одиночку, от первого хода до последнего, но чаще делился с товарищами радостью лихой атаки.
