Екатерина Мишаненкова - Харламов. Легенда хоккея
Через несколько месяцев Бегония с детьми вернулись в Советский Союз. С родителями она продолжала переписываться много лет, но в Испанию снова поехала только в 1981 году, хоронить мать. И вернулась как раз к похоронам сына…
Но в 1957 году до этого было далеко, и семья Харламовых радовалась воссоединению. Жаль только здоровье Валеры в Испании не улучшилось, он по-прежнему то и дело чем-нибудь болел. А в тринадцать лет у него и вовсе вдруг отнялись правые рука и нога. Он несколько недель пролежал в больнице, потом три месяца провел в подмосковном санатории в Красной Пахре, а когда его все же выписали, врачи строго-настрого запретили ему поднимать тяжести и заниматься каким-либо спортом. Его даже от физкультуры освободили, угрожая тем, что физические нагрузки могут быть для него смертельно опасны.
Но разве тринадцатилетний мальчишка послушается такого приказа? Как бы не так! Естественно, едва оказавшись на свободе, Валера тут же вернулся к играм с друзьями во дворе, к футбольному мячу и к хоккейной клюшке. От родителей он это, естественно, скрывал, считая себя великим конспиратором, но Борис Сергеевич узнал обо всем довольно скоро.
Узнал и… не стал мешать. Он раз в три месяца возил Валеру на медосмотр, там делали анализы, снимали кардиограмму и говорили, что ухудшений нет, а раз ухудшений нет, чего мешать? Он сам всю жизнь занимался спортом и был уверен, что без этого жизнь любого мальчишки пуста и безрадостна.
На кого бы я хотел походить? Ответ однозначный невозможен, ибо как нет идеальных хоккеистов, так не существует и идеальных тренеров.
Вот если бы удалось взять две-три черты у каждого…
У Анатолия Владимировича Тарасова я постарался бы перенять его неиссякаемую выдумку, ярче всего проявляющуюся в организации тренировочного процесса, взял бы его беззаветную преданность хоккею. У Аркадия Ивановича Чернышева – спокойствие, уравновешенность, внимательный, заинтересованный подход ко всем хоккеистам. У Бориса Павловича Кулагина – умение поговорить с каждым игроком в отдельности и убедить его в правильности тренерского замысла. Я не раз убеждался: если кто-то не согласен с идеей Кулагина о той или иной тройке, то Борис Павлович непременно сумеет объяснить, почему важно и перспективно именно такое формирование звена.
У тренера, повторяю, как и у каждого из нас, есть свои сильные и слабые стороны, и если игрок понимает это, то он, кажется мне, просто обязан стараться взять все лучшее.
О чем мечтаю я? Собираюсь ли стать тренером?
Если и да, то, как уже говорил, на первых порах не в команде мастеров высшей лиги. Теперь я уже хорошо понимаю, что тренировать команды значительно труднее, чем играть: ты отвечаешь не за себя или за свою тройку, но за большой коллектив, где собраны разные люди с очень разными характерами. Ты отвечаешь не только за тактическую или техническую подготовку, но и за будущее спортсменов, за то, как складывается их жизнь сегодня, как сложится она завтра. Тренер несет полную ответственность за то, чему спортсмены успевают научиться, выступая за свою команду, – я имею в виду сейчас не только спортивную подготовку.
Тренер призван знать все заботы хоккеистов, представлять себе мир их увлечений.
Хотелось бы, чтобы игроки вспоминали тренера не только как специалиста хоккея, но и как человека, который сыграл важнейшую, решающую роль в становлении личности.
Борис Харламов, отец Валерия Харламова
…Как вот рассказывать об ушедшем сыне, когда ничего еще не отстоялось, не отболело – да и не отболит никогда?
Я все же начну с того, каким он был сыном… Без этого ведь и не понять его характера, не понять, что за человек он, почему никакая слава не могла его испортить, оторвать от дома, где он вырос.
Валерий нигде так хорошо, спокойно себя не чувствовал, как в родительском доме. Здесь он всегда отдыхал душой.
Конечно, он много, больше времени, уж чего там говорить, бывал на людях. И похоже, что быть ему у всех на виду совсем легко, по душе. Легко он и с людьми сходился, умел быть на редкость верным в дружбе. В компании – прямо первый заводила, самый веселый, самый заводной и шумный, и за словом в карман не полезет, и станцует так, что сразу материнская, испанская кровь почувствуется.
А иногда – вот, скажем, по телевидению приходится выступить – он чего-то насупится, говорит неохотно, не пошутит… Думаю, что при всей его безотказности в товариществе тянуло Валерия и одному побыть.
Товарищам он отказать всегда стеснялся – когда до женитьбы еще жил в Тушино, телефон в его квартире звонил беспрестанно, как только узнавали, что он приехал.
К матери он относился очень уважительно, больше всего боялся огорчить ее чем-нибудь. Знал: она за него волнуется так, что и давление, случалось, подскочит, и всегда, если задерживался, где бы там ни был, никогда не забывал позвонить, предупредить, успокоить…
В хоккее он рано стал самостоятельным, взрослым. А все-таки, думаю, влияние нашей семьи рабочей – мы с женой почти всю жизнь на заводе «Коммунар» проработали – сказывалось, хотя он вроде и по другой линии пошел: большой спорт, армия. Я замечал, что на заводе, когда приглашали Валерия встретиться, выступить, он всегда чувствовал себя очень свободно, по-домашнему.
Мальчишкой он летом обычно жил в заводском пионерлагере. И уже став игроком знаменитым, обязательно приезжал к ребятам каждый год, относился к ним вроде как к братьям младшим, рассказывал им подробно о хоккейных делах, о том, что видел в разных странах, – очень у него это получалось складно и весело.
…У нас с сыном отношения были товарищеские – ничего мы друг от друга не скрывали. Я-то болельщик, ни одной игры не пропускал, знал всех друзей Валерия, всех игроков, с которыми он играл, еще с юношеских команд. Мой интерес к его спортивной жизни понятен и без объяснений. Но вот что меня особенно радовало: и Валерия мои заводские дела интересовали, всегда, бывало, спросит: как там у тебя и что… К друзьям моим относился со всем расположением…
Детско-юношеская спортивная школа ЦСКА
Чтобы стать спортсменом, достичь каких-то высот, необходимо полюбить выбранный тобой вид спорта – это очевидно. Но есть и второе условие: надо жить где-то поблизости от стадиона, по крайней мере, в таком месте, где были бы условия для занятий этим спортом. Я рос в районе Ленинградского проспекта, недалеко от Дворца спорта ЦСКА, и, пожалуй, именно это повлияло на выбор спортивного пути.
