Е. Ковалевская - Реквием
Когда я вернулась на завод к своей обычной работе, после поля, зелени березовых рощ, воздуха и солнца, в цехах казалось особенно серо, тускло и скучно. Как трудно было привыкать к грохоту молотков, к крыше над головой, которая закрывала от моих глаз синее бездонное небо и белые облака.
16 апреля 1944, Чкалов
Опять весна… Приближается день, который два года назад стал последним днем твоей жизни. Хочется думать о тебе, но мозги так загружены, что думать некогда. Только идя домой из школы, я обычно не замечаю пути, и мне кажется, что я иду не одна (особенно ночью, после вечерней школы), а с тобой. А еще я думаю о тебе, когда ложусь спать. Правда, голова моя так устает, спать я ложусь только тогда, когда делаюсь пьяной от усталости, и потому успеваю только подумать две-три минуты, которые проходят до сна, но все-таки это мои минуты, и это ведет к тому, что ночью я с тобой. (…)
А мировые события действительно уже наступили. Открылся второй фронт, которого ждали чуть не три года. Англичане высадили десант во Франции. Может, скоро конец войне?
5 июля 1944, Чкалов
Лето в разгаре. Кончились последние экзамены в школе. Это была первая в моей жизни «школьная» весна. Оказывается, это очень интересное, хотя и трудное время. Сколько волнений за каждого из учеников. И как торжественно проходили первые дни экзаменов. Масса цветов, торжественные лозунги, все девочки и учительницы в лучших своих платьях.
(Лето 1944, Чкалов)
Дети меня очень любили и совсем не слушались. Каждый день я уходила из школы с таким количеством цветов, что еле-еле могла их дотащить, а иногда даже приходилось брать провожатого.
Жизнь здесь в степи весной и летом очень приятна. Заводской дом стоит в степи. Степной ветер обдувает нас даже в самые жаркие дни. А ночью, когда над степью встает луна, то огромная, низкая и оранжевая, то высокая, спокойная и лучистая, — степь полна голубых волн особенного легкого воздуха. В нашем жилгородке оба дома ярко освещены, между домами горят фонари, и жилгородок кажется каким-то островком. Зимой это было похоже на застывший во льдах «Челюскин». Снежная пустыня, которой не видно конца, и среди огромных, нанесенных метелями сугробов высятся наши два серых каменных двухэтажных дома. Живут здесь все ленинградцы, все знают друг друга, живут дружно и мечтают о возвращении в Ленинград. Дети целыми днями носятся в степи, загорели, как цыганята. Сегодня наш «Челюскин» опустел: детей отправили в пионерлагерь. Его устроили от завода в нашей школе, предварительно все отремонтировав. У нас в этом году большие огороды. Надеемся на урожай. Сажали картофель, огурцы, свеклу, тыкву, арбузы, дыни, только работать трудно, очень далеко. Через два дня уезжаю со школьниками на целый месяц в совхоз.
Олёнка моя совсем изменилась — у нее после тифа опять отросли волосы, такая шапка кудрей красивого пепельного цвета, а на солнце в них зажигаются бесчисленные огненные искры. Сама загорелая, похожа на негритенка. (…)
7 ноября 1944 (Чкалов)
Вчера и сегодня никуда не могу уйти от тоски. Все вспоминаю эти два дня 12 лет назад. Твой приезд 6 ноября 1932 года на рассвете, наш с тобой вечер 7-го, когда мы все решили ("первый день нашей эры"). 8 ноября мы пошли с тобой вечером на Невский и принесли домой бутылку «Карданахи», и все дома выпили за наше счастье. А 9-го днем ты уже уехал. Сколько всего было пережито за эти три дня. Как во сне — следующие за этим дни, до отъезда в Москву, к тебе. И сколько там…
2 января 1945 года (Чкалов)
Вот еще один год жизни канул в вечность. Он был много лучше, чем прежний, но все равно не было в нем ни одного счастливого часа. Да их у меня теперь и не будет, конечно. Какая страшная неизвестность ждет впереди. Но сколько я ни думаю о будущем, не могу себе представить, как же мы будем с Олёнкой жить…
29 декабря был день твоего рождения, далекий мой. Тоска, тоска, тоска. Не могу от нее избавиться. 31-го встречали Новый год. Что даст он? Самое большое — окончание войны. Но мне лично даже и окончание войны принесет невероятные трудности, так как переезд в Ленинград мне не осилить.
Я теперь стала свободнее вечерами (у нас теперь нет старших классов, и мне не приходится много готовиться к урокам), но я ничего не могу делать, ничем не хочется заниматься, даже читать не хочу. Если бы можно было, я бы спала непробудно, чтобы не приходить в себя. Забываюсь я во время работы. У меня большая нагрузка сверх уроков. Драмкружок в школе. Он отнимает у меня много времени. Отмечали литературным вечером юбилей Лермонтова, драматическими интерпретациями басен — юбилей Крылова, готовили самодеятельность к 7-му ноября, а сегодня на елке ставили под моим руководством написанную пьесу по сказке «Морозко». Кое-как осилили довольно трудную постановку, и ребята хорошо играли.
1 апреля 1945, Чкалов
Сегодня я целый день одна. Школьные каникулы. Мама с девочками ушла в театр. Я так люблю оставаться одна, но моментально, как только двери за уходящими закрываются, тоска, словно ожидавшая за дверью, входит и властно и безраздельно охватывает меня со всех сторон. Наверное, хорошо, что все эти годы такой еще свежей тоски о тебе я почти никогда не бывала одна. Иначе я уже давно утратила бы всякую работоспособность. Мне все труднее обращаться к тебе, даже на этих листочках. Видимо, время делает свое дело. Все расплывчатей мои сны о тебе. Мне все труднее их вспоминать. Я не ощущаю в них тебя, а только вижу. Почему это так? Верно, виною тому работа в школе, о которой перестаешь думать только когда засыпаешь. Да еще наша обстановка, всегда до предела нагруженная детской возней, игрой, ссорами, криком. Нет возможности принадлежать себе.
Апрель. Твой последний месяц. Темноглазый мальчик. Весна. Сегодня так тепло. Лужи. Солнце. Передают концерт Глазунова для скрипки с оркестром. Так хорошо. Похоже на весну. Звуки радостные, вздымающиеся, обгоняющие друг друга. Наслаждение искусством, красотой везде, во всем, жизнь моей крошки — это осталось для меня, и это много, очень много. Если бы можно было на минуту предположить, что все это ты еще разделишь со мной. Как трудно живому человеку осознать смерть.
1 мая 1945, (Чкалов)
Первое мая. Все утро передают по радио репортаж с Красной площади. Там сияет солнце и великолепие парада сливается с великолепием весны. А у нас, в «нашем» Чкалове — ураган со снегом и дождем, холод, озера и реки мутной воды, невылазная грязь. Наши дома в степи, как острова среди разбушевавшихся стихий. Как всегда в праздники, мучает тоска, щемит сердце, безнадежно серым кажется мне мое будущее.
