Варлен Стронгин - Савелий Крамаров. Cын врага народа
О том, чего не знал Сава
Он любил солнце, даже зимой, когда небесное светило грело не столько тело, сколько душу, вселяя надежду, что оно скоро наберет энергию и разольет повсюду свое тепло, оживляя природу и согревая людей. Он любил тепло, тянулся к нему, наверное потому, что ему не хватало его в жизни. На первый взгляд это кому-то может показаться странным, и небезосновательно. Савелий Крамаров был одним из самых популярных и любимых народом артистов кино. На его творческих вечерах иные зрители, за отсутствием мест в зале, буквально висели на люстрах. Увидеть своего кумира было для них истинным удовольствием. И когда на телевидении редактор Борис Пургалин и режиссер Евгений Гинзбург задумали сериал, состоящий из шоу известных артистов, вернее — их бенефисов, то для первого бенефиса, который должен был привлечь особый интерес зрителей, выбрали Савелия Крамарова и не ошиблись в своем решении. После показа передачи она была объявлена цикловой, и далее снимались бенефисы Мартинсона, Гурченко, Голубкиной, По замыслу редактора и режиссера героем бенефиса выбирался синтетический артист, то есть способный показать себя разносторонне и даже в различных жанрах искусства. Киноартист Савелий Крамаров выступил в своем бенефисе не только с отрывками из кинофильмов, но и в роли конферансье, гостеприимного, доброжелательного хозяина передачи, пригласившего на вечер своих коллег, незаурядных артистов, не боясь, что они «перебьют» его успех, а будучи уверен, что они, безусловно талантливые люди, упрочат его, что и произошло. Помимо интересных рассказов о своей киножизни, Савелий спел удачную песенку и даже танцевал. Я был автором сценария этого бенефиса, и после него у меня с Савелием возникла крепкая творческая и человеческая дружба. Савелий Крамаров был одним из редких людей, который ни разу не обманул и не предал меня, даже в мелочах, и однажды сказал: «Ты мне в жизни делал только хорошее», Те же слова я могу произнести в его адрес. И теперь, по прошествии многих лет с того времени, я думаю об одном важном свойстве его таланта, послужившем причиной выбора Савелия Крамарова для первого телебенефиса, его неизменного киноуспеха у зрителей. Само появление артиста в фильмах, даже не совсем удачных, приносило радость людям, потому что в его таланте присутствовала народность, несшая черты многих людей, понятная и близкая им.
Признанный ныне неверным — увы, пока теоретически — лозунг «Искусство принадлежит народу», то есть должно быть понятным ему, нанес немалый урон некоторым выдающимся творцам, воплощавшим лозунг в жизнь, и самому народу. В своей книге мемуаров Федор Шаляпин вспоминает о двух благотворительных концертах, данных им для народа в 1912 году в Киевском цирке, вмещающем две тысячи зрителей. Переполненный рабочими зал подпевал ему «Дубинушку» и даже оперные арии (!). А после революции, на юбилейных торжествах в Витебске, солдаты протыкали штыками панно художника Марка Шагала, как непонятные, а значит, вредные и чуждые им. Послереволюционное искусство во многих своих проявлениях не возвышало души людей, а снижало их культуру, порою опускаясь до их низменных чувств и потребностей. К сожалению, немало примеров тому и в настоящее время. Не обошел этот злосчастный лозунг и творчество Савелия Крамарова. С годами он понял это и выделял из массы сыгранных им фильмов в России только шесть. Умоперемена (термин великого русского историка и религиозного философа Льва Петровича Карсавина) пришла к Савелию Крамарову в немолодые годы, и он, как и его великие коллеги по искусству: Федор Шаляпин, Марк Шагал, Михаил Чехов, Игорь Стравинский, — не видя путей развития своего творчества на родине, покинул ее. Тем не менее, лучшие роли Савелия Крамарова, согретые его обаянием, искрящимся юмором и отражающие правду жизни, вошли в историю комедийного искусства. Его творческий путь, по сути человека с улицы, пришедшего в кино без всякой протекции, весьма интересен и заслуживает всяческого уважения.
Он шел к успеху, надеясь только на себя, без чьей-либо поддержки и меценатства. Правильно заметил один умный человек о том, что таланту нужно помогать, а посредственность пробьется сама. И я знаю, что многие коллеги Савелия Крамарова по жанру юмора пробились на телеэкран, пользуясь покровительством сильных нашего недавнего времени. Один артист развлекал семью бывшего министра культуры Демичева, другой — самого Брежнева и его внуков, третий — министра МВД Щелокова… Даже в Большой театр некоторые певцы попадали по протекции членов ЦК и его Политбюро. За спиной Савелия Крамарова не было никого из сильных мира сего. Были и творили актеры, таланту которых он поклонялся, у которых учился. Мастерами высочайшего уровня были для него блестящий артист театра и кино Игорь Ильинский, истинно народный артист кино Петр Алейников и, конечно, Аркадий Райкин, современник Савелия, увидев которого первый раз на сцене, он долго не мог прийти в себя от восторга. Многие юмористы, попав под влияние действительно блестящего, высококультурного и остросовременного сатирика, старались подражать ему, и не случайно слишком зло, но в чем-то правильно каждого из них называли в эстрадном мире «Райкиным для бедных» или «Райкиным для нищих».
Савелию удалось отрешиться, найти мужество, чтобы уйти от пути подражания кому-либо из великих артистов, но, конечно, он взял на вооружение их опыт, те черты творчества, что могли помочь ему в становлении личности. Он учился не только у коллег по жанру, но и у лучших драматических артистов, которых буквально боготворил.
Я забежал вперед в своем повествовании о Савелии Крамарове намеренно, чтобы показать не только уникальность его таланта, но и удивительное восхождение к успеху артиста, которого начальство не поддерживало и нисколько не было заинтересовано в атом. Одаренного певца Вадима Козина заточили в Магадан, и первую же его попытку приблизиться с гастролями к Москве госбезопасность остановила в городе Горьком. В противоположность ему оригинальнейший и славный певец Александр Вертинский, после прибытия из-за границы, спокойно разъезжал с концертами по всей стране. Но многие русские люди из Харбина и Шанхая, а точнее — десять тысяч человек, не решились после революции вернуться на родину, бежали из Китая, опасаясь расправы с ними работников ГПУ, очутились на Филиппинах, где гибли от голода и тропических болезней. Их спас глава Русской церкви в Сан-Франциско архиепископ Иоанн, добившись замены в их паспортах принадлежности к Китаю, чьим представителям ограничивался въезд в США. Он отправил за ними корабли, привезшие русских беженцев в Сан-Франциско. Среди них было немало отличных специалистов в технике, а также талантливых людей искусства. Недавно умерла прекрасная актриса Роза Туманова, сыгравшая в голливудском фильме роль легенды русского балета Анны Павловой. Провожал Розу Туманову в последний путь и русский американец Савелий Крамаров, переживая ее уход из жизни и понимая, насколько печальна участь человека, погибшего на чужбине. И, наверное, он вспомнил свою юность и то, что даже после XX съезда партии, разоблачившего культ личности Сталина, когда потянулись домой из лагерей сотни тысяч оставшихся в живых невинно осужденных людей, многие рядовые чекисты не покинули прежние места службы или растворились в других организациях. Отношение их к бывшим врагам народа мало изменилось. Несомненно, что кое-кто из таких людей засел в администрации киноискусства и без энтузиазма, если вообще не отрицательно, встретил появление в фильмах сына «врага народа», хотя и реабилитированного, но в их сознании врага, молодого артиста Савелия Крамарова. Открутим пленку его жизни еще назад, чтобы понять рождение в нем юмористического таланта, и вспомним, что юмор является обратной стороной трагедии. Виктор Савельевич Крамаров, отец Савелия, еще молодой, но уже видный член Московской коллегии адвокатов, красивый человек с одухотворенным лицом, добрыми глазами, одержимый желанием помочь людям, тайком изучивший речи знаменитого дореволюционного адвоката Плевако, поразившие его логикой мышления, глубиной проникновения в судьбы подзащитных, милосердием, желанием помочь оклеветанным и даже смягчением приговора виновным. Плевако считал, что излишняя жестокость губит в осужденном человеческое начало, и Виктор Савельевич был в этом и во многом другом с ним мысленно согласен. Мысленно, так как считал, что иные свои размышления не стоит произносить вслух в стране, где врага уничтожают, если он не сдается, — не судят по законам, а уничтожают. Он начал писать научную работу о суде шариата в Чечне, но столкнулся с материалами о том, что большевики обещали дать чеченцам возможность жить и править согласно шариату, потребовав взамен оказывать отчаянное сопротивление Белой армии. И деникинцам пришлось на своем пути к Военно-Грузинской дороге сжигать аулы. Иначе продвинуться к этой дороге они не могли. Чеченцы, ведомые новым Шамилем — старцем Узуном-Хаджи, — боролись с ними бешено. Ведь Антон Иванович Деникин требовал в Чечне соблюдения только царского суда. Многие чеченцы погибли, сражаясь с деникинцами, и заполучили суд шариата, но через год он был отменен и введены советские порядки, а муллы высланы в Соловки и другие лагеря. Виктор Савельевич как юрист понимал стремление большевиков к единству законов, но как человек был ошарашен их обманом и жестокостью. Возмущался, разумеется, мысленно, видя и другие нарушения законности, особенно касающиеся арестов и высылки из страны инакомыслящих людей. Но он верил Ленину, порушившему черту оседлости евреев, давшему им равные права с другими народами. По нескольку раз перечитал слова Сталина: «В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление глубоко враждебное советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью». Виктор Савельевич интуитивно чувствовал в этих словах фальшивое звучание, не зная таких законов в Конституции, в судебном кодексе, и считал, что смерть — исключительное наказание — может быть применена за убийство, вредительскую измену родине, но не за плохое отношение к тому или иному народу. Здесь более уместна разъяснительная работа, моральное воздействие на националистов» а не расстрел их. Но он уже вступил в партию, иначе его не утвердили бы в коллегии адвокатов. У него была прекрасная жена, маленький ребенок, сын, о котором он мечтал. Мучило только то, что у сына было утолщение века одного из глаз. Виктор Савельевич обращался к врачам, но никто из них не брался исправлять сыну зрение. Один из врачей тихо заметил ему, что нужную операцию могут сделать его сыну только за границей, в Германии или Америке. Виктор Савельевич расстроился, но его успокаивало, что в остальном ребенок развивается нормально, И он верил, что советская медицина со временем достигнет высот не меньших, чем в Америке, и даже перегонит ее.
