Сергей Смирнов - Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)
– Ну иди, любуйся, – и Лёха сделал широкий приглашающий жест, пропуская меня вперёд. Я вышел из-за нагромождения камней и… обалдел!..
Влево уходил довольно пологий «совсем лысый» склон. Внизу он всё-таки обрастал растительностью, постепенно превращаясь в лес, выходящий к морю. Берег лежал широкой дугой до следующего мыса – тоже пологого, и к вершине начинающего темнеть – там снова начинался лес. А между двумя тёмными пятнами лесов по берегу тянулась полоса дюн шириной метров в триста, обрамлённая слева редкими корабельными соснами. И от этих сосен до самого берега всё пространство было усыпано десятками… нет, сотнями даже! – оранжевых подмигивающих огоньков!.. Они начинались метров в ста от Лёшкиного леса и в начале попадались редко – по одному, по два-три… Потом всё чаще и больше, расстояния между ними всё сокращались и сокращались и где-то с середины песчаной полосы и аж до самого мыса пляж превращался в море самых разных, каждый по-своему мигающих оранжевых огоньков, будто рассыпанный кем-то бисер. Маленькие, большие, огромные… Сверкающий под ночным небом ковёр!..
– Лёх… Что это? – внезапно севшим голосом спросил я.
– Лиго, – ответил он просто. И, помолчав, добавил, – Костры. Или бочки.
– Какие… бочки?
– Горящие. Бочки жгут. Старые, ненужные. А может, и не очень – хрен их знает.
– Зачем?!!
– А вот чтоб ты, например, из своего далека знал, что они уже празднуют. Кто первый зажёг, тот и молодец!
– А-а… а костры тогда зачем?
– А костры – для другого. Хороводы водить, прыгать через них, рассесться вокруг да попеть хором.
– Прыгать?.. Зачем? Ну… То есть понятно, зачем. У нас, говорят, тоже такие забавы были…
– Во! Молодец, Серёг – были! А у них – есть. Да и не очень забава это – очищает огонь на Лиго-то.
– От чего?
– От скверны, от болезней… От мыслей плохих, от неприятностей нынешних и несчастий будущих – от всего плохого. Для того и голышом купаются. Чтоб очиститься. И обязательно – гуртом.
– Почему?
– По одному – страшно. По одному – нечисть морская утопит. Водяные там, русалки…
– Так это ж сказки!
– Сказки, – спокойно согласился Лёха, – А потом так же гуртом по лесу шарятся, папоротник ищут. Цветущий!..
– Так я слышал где-то, что он, вроде, и не цветёт никогда?
– Да на хрен он им облокотился?!! Голышом, с бабой и в лесу! Ты б искал?
– Свальный грех?
– Не без этого, Серёг. Не без этого… Но рождаемость к весне повышает существенно – статистикой подтверждено. Вот такие вот сказки. А эти сказки тебе ничего не напоминают?
В голове калейдоскопом понеслись голые бабы в венках, сигающие через костры парни с девками, лесные хороводы и прущая к реке, в чём мать родила, толпа… «Андрей Рублёв»!..
– «Андрей Рублёв»?
Лёха вскинул внимательный взгляд:
– Видел, что ли?
– Случайно. Жена в Москве на какой-то клубный показ вытащила. Полузакрытый…
– Вот и я тоже. Не случайно, правда. В Риге. На курсах. Так сказать, повышения квалификации… командного состава погранвойск. В качестве примера разлагающей деятельности творческой интеллигенции на неокрепшие умы рядовых советских граждан. Показ, правда, закрытым был. Совсем. Но не в фильме дело. О чём он снят-то? Как его… эпизод этот, что ли? Или фрагмент?.. О чём?
– Ну, и о чём?
– Праздник такой был на Руси – Иван Купала. Купало, если точно.
– А-а… Ну, знаю я его. Так это ж язычество какое-то, вроде?
– Ишь ты!.. Садись, атеист – «пять»! – Лёха насмешливо посмотрел на меня, склонив голову набок. И, помолчав, продолжил, – А и правда, садись. Закурим, что ли? Стоп. Отставить… – остановил он сам себя и, подняв голову ко второй, более высокой вершине холма, гаркнул, – Курить есть чего?
Кусты, которые были от нас метрах в десяти-пятнадцати, не больше, чётко ответили:
– Никак нет!
– Ладно врать-то. Найди.
– Да где? Да и не положено нам, тащ-к-дир. В наряде-то…
– Учить меня будешь, салабон, что вам положено, что нет? Тебе не стыдно за командира? Я уж на флоте почти на котловое довольствие встал, – и закончил уже куда мягче, – Найди, Борь…
– Есть, – ответили кусты, и что-то там малость зашуршало, удаляясь.
– Лихо!.. – я был действительно поражён, – и много их тут понатыкано?
– Достаточно, – Лёха самодовольно улыбнулся, машинально посмотрев на часы – Службу правим… Давай твоих покурим, пока бегают, – а закурив, будто без паузы продолжил, – А был бы православный праздник, праздновал бы?
– Ну-у-у… Как-то своё, вроде. Ближе…
– Не гони. Кому ближе? Тебе? Мне? Да мы с тобой в любую церковь зайди не по служебной надобности – что в православную, что нет – где-то через месяц в народном хозяйстве окажемся. С волчьим билетом, – Лёха затянулся и продолжил, – А ведь Купало, Масленница, Святки-Колядки – всё «язычество какое-то», – подмигнул мне Лёха и продолжил, – А в памяти народной сидело так крепко, что и церковьто сдалась. Как говорится, что не можешь предотвратить – возглавь. Вон Ванька-то Купало не один был – там ещё и Аграфена Купальница была. Так к нему тут же Иоанна Крестителя приплели…
– Слушай, откуда ты всё это знаешь-то?
– Серёг, я, конечно, закордонник всего навсего, и служить должен, куда воткнут. Но я ещё и чекист и доподлинно выяснить обязан, что за это говно, куда меня воткнули, и почему оно воняет именно так, а никак иначе.
– Так ты что, и по-латвийски говоришь?
– По-латышски, – поправил он меня и сказал, как о само собой разумеющимся, – Говорю. А как же мне «с администрациями временно оккупированных территорий» дела-то править? – он усмехнулся, – А что, если военный, так обязательно по пояс деревянный?
– Нет, но… Никто ж не учит.
– Ну и дураки, что не учат. Не отвлекайся. Так во-о-от… Крестителя, значит, приплели. Празднуйте, мол, можно. Да со временем только его и оставили. Ну-у-у… чтоб без купаний разных… Без папоротников. Однополо так, – Лёха сбоку посмотрел на меня и добавил, – Шучу. Но… не вытравила церковь Купалу-то – так его Купалой и кличут. А мы, вишь, травим, – неожиданно закончил он.
– Кто это «мы»?
– Ты, я… Полно народу. А ведь это – корни наши.
– И свальный грех?
– Не-е-е… Свальный грех нам ни к чему. А в церковной редакции – вполне целомудренный праздник получается. Чё не праздновать? Без попов, понятное дело. И без свального греха – другие мы. У нас с этими купаниями от всего праздника один свальный грех и останется.
– Чем мы другие-то? А эти чем такие особенные?
– Таш-к-дир!.. «Стюардесса» пойдет? – «ожил» кустарник.
– Пойдёт, Борь. Давай, – и Алексей, глянув на часы, как бы про себя заметил, – пять минут сорок две секунды.
Из кустов выломилось нечто бесформенное с косматой башкой и скрылось за валунами, а спустя некоторое время эта же башка показалась уже над ними. Видимо, боец рванул напрямки, причём одна рука, и именно правая, была у него занята автоматом. Выбравшись наверх, он буркнул «здорово, Айсарг!», на что пёс вильнул хвостом, и в три прыжка оказался перед нами.