Константин Лапин - Подснежник на бруствере
— Н-да, мне бы такую винтовочку! Все как на ладошке.
— Ты из своей научись попадать, — слышится голос Васи Шкраблюка, покинувшего свое укрытие.
Он предлагает нам перекусить. Мы с Зоей и не заметили, как пролетело время до обеда. Перебираемся в ротные, более просторные окопы.
Сидим на корточках в тесном солдатском кругу. Бойцы быстро очищают свои котелки, закуривают махру, пуская дым в рукава шинелей. Идет неторопливая беседа о жизни в тылу, о родных краях, о близких людях.
— Что за общее собрание? Забыли свои обязанности, гвардейцы? По местам!
Из-за солдатских спин мы не видим ротного командира, слышим только его громкий недовольный голос.
— Да вот, товарищ капитан, девчата у нас, — оправдываются бойцы. — Надо ж познакомиться…
— Не место и не время!
Перед нами молодой офицер, высокий, плечистый, со смелым взглядом зеленоватых глаз и горбинкой на крупном носу.
— Командир первой роты Сурков, — представляется он.
Мы называем себя. Капитана интересует, удобно ли оборудована снайперская ячейка, как идет «охота». Ячейка отличная, докладываем мы, а похвастать пока нечем. Мы недовольны первой половиной дня, прошедшей в бесплодном наблюдении.
— А вы хотели, чтобы он сам и голову подставил? Бей — не хочу! Так на войне не бывает, жить-то каждому охота. А себя не позволяйте демаскировать. Заметит враг скопление в окопе — может и минометный налет дать. — Уходя, ротный повторяет строже: — Категорически запрещаю скопление в окопе! Ясно?
— Ясно, товарищ гвардии капитан! — отвечаю я.
До захода солнца мы вели наблюдение за противником, а когда стемнело, теми же ходами сообщения вернулись в свою землянку. По дороге нас окликали бойцы:
— Девчата, ходите до нас в гости!
Солдатский «телеграф» уже разнес по передовой весть о прибытии девушек.
Недовольные первым, пустым днем, мы только отговаривались:
— После, после зайдем!..
А Зоя еще и уточняла:
— После дождичка в четверг.
В этот вечер все казались невеселыми. Напрасно успокаивала девушек рассудительная Клавдия Прядко. Не помогали и действующие обычно безотказно призывы Сашеньки Шляховой:
— А ну, чего невеселы, нос повесили? Выше носы, девочки!
Без аппетита поужинали, решили лечь пораньше. Но не тут-то было. В землянку заглянули комбат с замполитом, они, очевидно, сочли нужным навестить нас после этого первого, трудного для нас дня.
— Ну, докладывайте, снайперы, кто отличился?
Девушки молчали. Капитан Рыбин понял свою промашку: никто из нас не открыл боевого счета, и это ему прекрасно известно. Комбат повернулся к своему заместителю:
— Выручай, комиссар, прожги словом! Что-то я не с того начал.
— Прости, Петр Алексеевич, действительно не с того, — подтвердил Булавин. — Это ж у них первая разведка, пробная вылазка. Вот обживутся на передовой — тогда и спрашивай: кто отличился? До меня слух дошел, не знаю, верный ли, будто петь они мастерицы. Может, споете, девчата? А мы подтянем.
Не сговариваясь, все повернули головы к Ане Носовой, нашей запевале. Откашлявшись, чуть фальшивя от стеснения, она завела:
Славен город Великие Луки,
Славен город своей сединой.
Перенес он тяжелые муки,
Ранен город, но снова живой…
Оба офицера участвовали в освобождении Великих Лук, для них это была не просто песня, но и частица их собственной биографии. Они подхватили вместе с нами:
Так бей врага винтовкой,
Меткою сноровкой!
Бей врага, бей,
Пули не жалей!
Сильный, красивый голос был у комбата. И мы попросили Рыбина спеть еще. Комбат весело подмигнул Булавину.
— Петр Алексеевич, «Именную»?
— Давай, Петр Алексеевич!
Наших командиров звали одинаково, не потому ли их любимой песней была та, где повторялось: «Оба — молодые, оба — Пети, оба — закадычные друзья». Только пели они разно: комбат уверенно вел мелодию, а замполит, которому, как говорится, медведь на ухо наступил, лишь вторил басом, силой голоса возмещая недостающий слух.
Быть может, они спели бы и еще, а может, бравый комбат и сплясал бы, на что был большой мастак, если б дверь землянки не распахнулась. На фоне звездного неба стоял наш недавний знакомец — артиллерист.
— Глянь-ка, комиссар, бог войны пожаловал в гости! — изумился Рыбин. — Откуда прознал о девушках, товарищ Шор?
— А разве артиллерийская разведка хуже пехотной? Пока что на нас никто не жаловался… Иду, понимаешь, со своего НП, слышу «Именную». Раскидываю мозгами: не иначе начальство в другую землянку перебралось. А тут — целый цветник!
Мы приглашали капитана разделить с нами компанию, но Шор отказался. В другой раз можно и спеть и стихи почитать, а сейчас у него дела…
Никто не заметил, какой знак он сделал комбату, только Рыбин вдруг заторопился, стал прощаться. Поднялся и Булавин.
— Как видите, девушки, наш рабочий день еще не кончился, — сказал замполит в дверях. — А вам спать, спать… Завтра с солнышком подниматься. Желаю удачи!
Счет открыт
Снова мы с Зоей встречаем утро в окопе, только сегодня он неузнаваем. Траншеи подметены, стреляные гильзы собраны в ящик. Командир роты Сурков не уставал внушать солдатам:
— Належитесь еще в грязи, когда в наступление пойдем. В обороне окоп — ваш дом.
А замполит, как всегда, припечатывал пословицей:
— Дом не велик, дождем покрыт, ветром огорожен, а лежать не велит. Каково в дому, таково и самому!
Солдаты гладко выбриты, с пришитыми подворотничками. Бойцы стирали подворотнички (иногда это была сложенная вдвое полоска бинта) в котелке, а то и в первой попавшейся луже, сушили у печурки, гладили любыми подручными средствами.
Нас встретили, как родных. Солдаты постарше называли дочками, молодые — сестренками.
Долгие, томительные часы вели мы наблюдение, но снова безрезультатно. К концу дня в окопах появился капитан Сурков, еще более подтянутый, чем вчера, в начищенных до блеска хромовых сапогах, с орденами на гимнастерке. Поздоровавшись, он поздравил нас: рано утром Клава Иванова открыла боевой счет. Артиллеристы капитана Шора, наблюдавшие за противником в стереотрубу, установленную на высокой сосне, подтвердили попадание.
Нам бы радоваться за подругу, а на сердце кошки скребут. Зоя чуть не плачет от огорчения.
— Ну, что, Люба? Слыхала?.. А ты: «карточки рисуй!..»
Солнце близилось к закату, когда в поле зрения показался фашист. Моя напарница — была Зоина очередь стрелять, я вела наблюдение — так разволновалась, что не успела выстрелить. Враг исчез неожиданно, как и появился.
