Афанасий Белобородов - Прорыв на Харбин
- Благодарю за службу, товарищи пулеметчики! Взять первое место трудно, еще труднее его удержать. Постоянство - самый надежный признак боеспособности подразделения. Надеюсь, в следующем году вы это подтвердите на состязаниях.
И мы это подтвердили. Хорошо шел взвод и по политической подготовке. Я много занимался общественной работой, выполнял различные партийные поручения, товарищи избрали меня в партийное бюро полка. Видимо, все это, вместе взятое, и послужило поводом для следующего случая. Летом 1928 года меня вызвал комиссар полка Лапшин. Сказал, что командование решило послать меня в Ленинград, на Военно-политические курсы имени Ф. Энгельса .
Десять месяцев, проведенные на курсах, всем нам дали очень много. Лекции читали не только штатные преподаватели, но и партийные работники руководители Ленинградской партийной организации, старые коммунисты с подпольным стажем. Общение с ними, их живые, конкретные рассказы о становлении большевистской партии, о Владимире Ильиче Ленине, о практических проблемах тех, что уже решены, и тех, которые решаются сегодня, ввели нас в самую гущу жизни Ленинградской партийной организации - одной из крупнейших в стране.
В сентябре 1929 года, после сдачи экзаменов, нас распределили по частям. Меня назначили политруком пулеметной роты в стрелковый полк 4-й Туркестанской дивизии, дислоцировавшийся в Ленинграде. Получив документы, отправился в казармы туркестанцев, представился командованию. В понедельник должен был выйти на работу, но в воскресенье вечером меня опить вызвали к начальнику Военно-политических курсов. Вхожу в кабинет, там сидят кроме начальника курсов еще два политработника - один с двумя ромбами на петличках гимнастерки, другой - с тремя. Старший из них спросил меня:
- Вы, конечно, знаете, что китайские милитаристы уже давно устраивают военные провокации на линии Китайско-Восточной железной дороги и наших границах?
- Знаю.
- Ваше назначение в четвертую Туркестанскую отменяется, - продолжал он. Документы у вас при себе? Хорошо. Вот вам новое предписание. Вы назначены политруком батареи в тридцать шестую Забайкальскую стрелковую дивизию, в сто седьмой Владимирский стрелковый полк.
- Есть, в сто седьмой Владимирский! - ответил я. Он вручил мне билет на читинский поезд, на вторник, спросил:
- Все ясно, товарищ Белобородой?
- Так точно!..
За Читой поезд свернул на юг, к границе. На месте дислокации полка я уже не застал, он выступил в район, хорошо известный всем старым дальневосточникам, - станция Мациевская, разъезд "86-й километр". Разъезд стоял на самой границе, по ту сторону которой, на китайской территории, находилась станция Маньчжурия, а еще далее город и станция Чжалайнор. На 86-м километре, в отцепленном вагоне, я нашел штаб полка. Его командиром оказался Леонид Андреевич Бакуев, бывший командир батальона в 6-м Хабаровском полку. Конечно, обрадовался я этой встрече, вспомнили с ним однополчан, он и говорит:
- Ты же пулеметчик, зачем тебе идти в артиллерийскую батарею? У нас нет политрука в девятой стрелковой роте. Согласен?
- Согласен.
Кстати сказать, дальнейшая моя служба сложилась так, что со многими однополчанами по 6-му Хабаровскому довелось воевать и в годы Великой Отечественной войны. А сам полк, называвшийся тогда уже 40-м Хабаровским стрелковым, входил в состав 78-й стрелковой дивизии, которую я принял летом 1941 года. В битве за Москву дивизия стала 9-й гвардейской, а Хабаровский полк - 18-м гвардейским. Он сыграл главную роль в оборонительных боях под Истрой, затем освобождал этот город, отлично сражался на Юго-Западном фронте, был удостоен ордена Красного Знамени и с честью и славой прошел боевой путь в составе 9-й гвардейской дивизии до самого конца Великой Отечественной войны.
В 107-й Владимирский полк я прибыл в сентябре, когда белокитайцы и русские белогвардейцы особенно усилили свои провокационные вылазки на советско-китайской границе. Они вели постоянный артиллерийский и пулеметный обстрел наших приграничных сел и станиц, совершали вооруженные нападения. Дело осложнялось еще и тем, что граница была практически открытой, погранзаставы редкими, поэтому сами пограничники не могли достаточно плотно прикрыть даже крупные населенные пункты. Этим и пользовались китайские милитаристы. Их отряды проникали на нашу территорию, грабили местных жителей, уводили скот.
В ноябре этим провокациям был положен конец. В Даурии сосредоточились войска Забайкальской группы Особой Дальневосточной армии в составе 21, 35 и 36-й стрелковых дивизий, 5-й отдельной кавалерийской бригады и других частей. Советским войскам противостоял бело-китайский Северо-Западный фронт, главные силы которого располагались в районе станций Маньчжурия, Чжалайнор (около 15 000 человек), а резервы - в районе Хайлар, Цаган (около 5000 человек) .
В природном отношении, край этот очень суров. Лесов нет - песок, да камень, да голые сопки. Воды нет, ее нам подвозили по железной дороге. Зима с пронизывающими морозными ветрами начинается рано, снегу задержаться негде, пылевые смерчи гуляют по открытым местам, поэтому даже в 30-35-градусные морозы Даурия выглядит серо-желтой. Трудный для боевых действий район, особенно для кавалерии, для тыловых частей с их конными обозами.
Линия Китайско-Восточной железной дороги от станции Маньчжурия к станции Чжалайнор тянулась почти параллельно границе. Соответственно располагались и вражеские войска, причем основную группировку генерал Лян Чжунзян выдвинул прямо к границе, а фланг у Чжалайнора прикрыл более слабыми силами. Это обстоятельство и учел командующий Забайкальской группой войск Степан Сергеевич Вострецов - герой гражданской войны, награжденный четырьмя орденами Красного Знамени. По плану операции 35-я и 36-я стрелковые дивизии и 5-я кавбригада наносили удар на Чжалайнор, с тем чтобы перерезать железную дорогу, обойти с тыла главные силы противника в городе Маньчжурия и во взаимодействии с другими войсками Забайкальской группы окружить их.
Утром 17 ноября наши войска начали наступление. Было еще темно, когда 107-й Владимирский полк вышел к железной дороге примерно на половине пути между станциями Маньчжурия - Чжалайнор. Впереди виднелась сопка с приплюснутой вершиной, за ней гряда более высоких холмов. Оттуда противник вел сильный ружейно-пулеметный огонь. По приказу командира роты Лепешко мы развернулись в цепь, перебежками двинулись к сопке. Огонь усилился, появились первые раненые, рота залегла. Лепешко поднялся во весь рост: "Товарищи, за мной, вперед, ура!" И тут же упал, сраженный пулей. Кинулся я к нему - убит! Не могу сказать, что в этот момент я думал как-то связно. Одна только мысль была:
