Иван Алиханов - «Дней минувших анекдоты...»
Женечка вышла замуж за Исайю Марковича (Исико) Долуханова, который считался лучшим адвокатом в Тифлисе. Он был членом Дирекции Тифлисского Отделения императорского Русского Музыкального общества и наследником большого состояния и великолепного дома с зеркальными стеклами в окнах, дверьми и оконными рамами из мореного дуба. Этот дом и сейчас один из красивейших в районе — расположен на углу улиц Лермонтова и Махарадзе.
Исай Маркович Долуханов был арестован и пропал в дебрях ГУЛАГа. Его супругу выселили в проходную комнату в заштатном районе города. У Исайя и Женечки были две дочери — Селли и Елизавета (Вета). Родители, стремясь дать им самое лучшее образование, выписали из Англии мисс Фелосс, и обе они с детства владели английским и французским языками как родным русским.
Судьба одной из них сложилась трагично.
Обратимся к книге Мариэтты Чудаковой «Жизнеописание Михаила Булгакова»: «Заслуживает внимания продолжение записи в дневнике (супруги Булгакова. — И.А.) от 14 декабря: „Все ушли, а Дмитриев остался и сидел долго, причем опечалил нас. Миша думает, что у него нервное расстройство, он не спит. Очевидно явное переутомление — у него бешеная работа — речь идет о художнике-декораторе Большого театра Дмитриеве М. А.“
Возможно, в этой записи зашифрован рассказ Дмитриева о тяжелой ситуации, в которую попала его жена, красавица Елизавета Исаевна Долуханова. Со слов нескольких современниц нам известно, что в середине 30-х годов ее вызвали в НКВД и предложили стать постоянной осведомительницей органов. Теперь ей, уже жене Дмитриева, вновь предложили активнее принимать гостей для той же цели. Ища мотива для отказа, она сказала, что у нее для приемов маленькая квартира. В ответ было: „Пусть это Вас не тревожит — с квартирой поможем“.
Нервное расстройство Дмитриева было, по-видимому, связано с безысходной ситуацией, в которую попала его жена.
Еще с конца 1920-х годов Елизавета Долуханова и ее сестра Селли пользовались большим успехом в ленинградской литературной среде, были обаятельными хозяйками салона. В Елизавету Исаевну был влюблен Тынянов, квартиру сестер посещали Маяковский, Олейников…»
Как это всегда случалось в те времена, после неоднократных предложений и уговоров стать осведомительницей НКВД и ее неизменных отказов Елизавету Долуханову арестовали и расстреляли.
Мариэтта Чудакова в недавнем телефонном разговоре сказала мне, что, по ее мнению, ослепительная красавица Елизавета Долуханова не дожила даже до расстрела — чекисты замучили ее, и она умерла от издевательств, прямо во время допроса.
Мир праху и слава несгибаемой душе Елизаветы Долухановой!
У Елизаветы осталась дочь — Татьяна Дмитриева, которая приходится сводной сестрой известной теннисистке и спортивному комментатору Анне Дмитриевой.
Сестра Селли вела курс французского языка в Ленинградском университете.
Старший сын моей тети Ольги Владимир был известным музыковедом.
Владимиру Ананову подарил свою фотографию Федор Шаляпин с надписью «Владимиру Степановичу Ананову на добрую память 19 мая 1905 года Тифлис» (фото 15).
Лучше всего его характеризует надпись на подаренной ему пианистом Горовицем фотографии: «Дорогому Владимиру Степановичу Ананову. Дарю сие изображение на добрую память. Хочу верить, что эта копия явится для Вас ценной и многогранной, поскольку Вы, сумевший открыть мне тайники истинной прелести и подлинной красоты и давший понять мне ощущение познания мира настоящих возвышенных эстетических эмоций, — Вы оставляете неизгладимый отпечаток и память о себе, думаю, на всю мою жизнь». Вл. Горовиц. Тифлис, 29 февраля 1924 года (фото 16).
К великому сожалению, эта эстетическая одаренность и известность в музыкальном мире не могла облегчить бедному сыну моей тети Ольги пребывание в Соловках, где он бесследно погиб.
Сохранился семейный групповой портрет Алихановых, Адельхановых, Липскеровых, Беренсов сделанный во дни благополучия — когда большая семья занималась предпринимательством и меценатством (фото 17).
Младший брат Жозя служил в царской армии, и судьба его тем самым была предрешена. Он был также арестован и пропал в ГУЛАГе.
Селли детей не имела, ее дяди Володя и Жозя не успели обзавестись семьями.
Таким образом, и эта генеалогическая ветвь некогда могущественного рода почти отпала.
3. Вторая по старшинству сестра моего отца Мария вышла замуж за обрусевшего немца, тифлисского прокурора Андрея Беренса на фото 17 они сидят — второй и третья слева направо. У них было три сына, мои двоюродные братья — Евгений, Михаил и Сергей.
Сохранилась фотография (фото 21), на которой запечатлены Михаил Беренс с двоюродными сестрами Еленой и Натальей Орловскими (дочерьми моей тети Анны) и Евгенией (дочерью моей тети Ольги и матерью Селли и Елизаветы, которая погибла в чекистских застенках).
Тетя Мария умерла еще до моего рождения, когда пришла весть о том, что ее младший сын Сергей погиб на Первой мировой войне.
В разделе «Исторический клуб» «Недели» в № 6 за 1988 год Александр Мозговой рассказывает о жизни и деятельности Евгения и Михаила Беренсов. Статья захватывающе интересна, и я цитирую ее:
«26 января (8 февраля по н.с.) 1904 года командиру крейсера „Варяг“, стоявшего на рейде порта Чемульпо, адмиралу В. Рудневу был вручен ультиматум адмирала Уриу, следующего содержания:
„Сэр, ввиду существующих в настоящее время враждебных действий между правительствами Японии и России, я почтительно прошу Вас покинуть порт Чемульпо с силами, состоящими под Вашей командой, до полудня 27 января 1904 года. В противном случае я буду обязан открыть против Вас огонь в порту.
Имею честь быть, сэр, Вашим покорным слугой, С. Уриу Контр-адмирал, командующий эскадрой императорского японского военного флота“.
Капитан „Варяга“ Руднев собрал офицеров и сообщил о предстоящем бое, старший штурман лейтенант Евгений Беренс, улучив минуту, написал торопливое письмо матери: „Дорогая моя, милая, родная и любимая мама, пишу тебе при тяжелых условиях, может быть перед смертью…“»
Руднев вывел «Варяг» и принял бой со значительно превосходящими силами японцев. Когда иссякла возможность к сопротивлению, на «Варяге» были открыты кингстоны и поднят сигнал «погибаю, но не сдаюсь». Оставшиеся в живых члены экипажа были подобраны судами, пришедшими на помощь. Пораженный храбростью русского адмирала японский император-микадо наградил Руднева за храбрость, а по возвращении все офицеры были награждены за героизм Георгиевскими крестами.