Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя
Я много раз слышал имя Отто-Вилли, как его ласково называли мои старшие коллеги по отделу стран Северной Европы Совинформбюро, знавшие его и как исполнительного секретаря Коминтерна, ведающего вопросами коминтерновской внешней разведки, и как Председателя Президиума Карело-Финской ССР, и как секретаря ЦК КПСС… Догадывался я и о роли в судьбе Андропова Куусинена как Председателя Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР и одновременно заместителя Председателя Верховного Совета СССР как раз в те годы, когда на северо-западе нашей страны происходили массовые сталинские репрессии. Тогда одна группировка партийной верхушки уничтожала своих конкурентов из другой группировки. Отто Куусинен остался тогда в стороне от этой драки и сумел вытащить из нее своего любимца — молодого второго секретаря Петрозаводского горкома партии Юру Андропова.
Это признание Юрия Владимировича о роли Куусинена в его судьбе прозвучало для меня несколько неожиданно, поскольку в наших с ним неформальных беседах мы не раз касались и Швеции, и Финляндии, партийных систем и эпизодов истории этих стран, обсуждали художественно-документальные книги известного писателя Геннадия Семеновича Фиша, посвятившего свое творчество Северной Европе и Финляндии, но никогда за три года имя Отто-Вилли в них не прозвучало. Теперь я понял, что в глубине души Андропов все время хранил благодарную память об этом человеке, умершем относительно недавно — в 1964 году…
Андропов допил кофе, откинулся на спинку кресла и снова внимательно посмотрел на меня через линзы своих тяжелых очков.
— Теперь слушай, что тебе предлагается, — серьезно начал он. — Ты остаешься штатским человеком, работником аппарата ЦК КПСС. Организационно ты будешь числиться в общем отделе ЦК, у Константина Устиновича Черненко. Но подчиняться ты будешь только мне! И не только в ЦК, но и здесь, в комитете… Хотя тебя, возможно, кто-то и попытается «приручить»… Понял?..
Я согласно кивнул, а Юрий Владимирович столь же строго продолжал:
— Никакого воинского звания, как и я здесь, ты не получишь. Твоими задачами будут подготовка материалов к заседаниям политбюро для меня, обработка, то есть выделение главного, из всех документов ЦК — записок отделов и ведомств, проектов постановлений ЦК, которые ты будешь получать и докладывать мне. Есть и такая форма работы политбюро — голосование опросом между заседаниями по оперативным делам. Документы по голосованиям, предварительно выделив из них также главный смысл, вне очереди будешь докладывать мне. А остальное — технические мелочи… — закончил он и вдруг, широко улыбнувшись, по-отечески мягко добавил: — Учти, что мне нужны прежде всего твои свежие мозги, а поэтому оставайся таким же спорщиком, как и прошедшие три года!
Он налил себе еще кофе, мне тоже и что-то прикинул в голове.
— Теперь о твоем материальном обеспечении… — снова улыбнулся он, вспомнив, видимо, мой первый ответ. — Очень не обижу… Твоя должность числится в высшей номенклатуре — политбюро, — и рабочая неделя не нормирована. То есть если надо работать, то и в субботу, и в воскресенье изволь оставаться на рабочем месте. За это тебе полагается следующее: оклад 450 рублей в месяц плюс тринадцатая зарплата к отпуску, кремлевская столовая, она же так называемая «авоська», Первая поликлиника и Центральная клиническая больница 4-го Главного управления при Минздраве, автомашина, дача в одном из дачных поселков ЦК или КГБ, путевки в санатории 4-го Главного управления при Минздраве со скидкой 80 процентов тебе и 50 процентов — твоей жене… В детском саде, как я знаю, ты не нуждаешься… Ну, там еще разные мелочи — это тебе хозяйственники объяснят…
Для меня это показалось неожиданно высокой планкой материального обеспечения, которая никогда раньше и не снилась, хотя я получал, как журналист, довольно высокую по советским временам зарплату — 300–350 рублей, вместе с гонорарами, в месяц. Но слышал, конечно, и про «авоську», и про кремлевскую поликлинику, хотя и не представлял себе, как и все советские граждане, что это такое — привилегии номенклатуры в реальности.
Теперь, вспоминая это, я нарочно для читателей, слышавших что-то об этих привилегиях, но незнакомых с подлинными фактами, которые тщательно скрывают высокопоставленные советские мемуаристы, бывшие номенклатурщики, подробно расскажу о материальном обеспечении тогдашнего высокого начальства. И старое, и молодое поколение наглядно могут их представить себе и сравнить с полунищей жизнью народа. Но те привилегии не идут ни в какое сравнение с новыми, во много раз расширенными, какие создала себе современная правящая верхушка, которая присвоила их, в том числе и с помощью грандиозного казнокрадства.
Вначале все эти материальные детали, высказанные Юрием Владимировичем, про которого я знал, что он лично — почти аскет и бессребреник, в его устах мне показались странными. Тем более что однажды он во время наших бесед высказывался о том, что подобные материальные привилегии следовало бы отменить. Но позже, в конце 70-х годов, когда я напомнил ему эту его старую идею, он не стал возвращаться к ней. Видимо, назревала острая борьба за власть в Кремле, и даже простое озвучивание отдаленных планов такого рода могло лишить Юрия Владимировича поддержки той части номенклатурной верхушки, которая ему симпатизировала. Именно для укрепления опоры на высших партийных бюрократов, государственных чиновников, хозяйственных руководителей и военных верхов кормушка и прочие эксклюзивные блага были придуманы Лениным и Сталиным. Особенно Ленин стыдливо прикрывал в голодные годы после Октябрьского переворота негативный смысл слова «кормушка» благотворительным наименованием «столовая лечебного питания». Именно «вождь мирового пролетариата» ввел своим секретным распоряжением в голодном 1920 году совнаркомовские пайки. Сталин продолжил его заботу о номенклатуре расширением контингента тех, кто пользовался спецпайками и другими благами. Со своей стороны он ввел так называемые синие конверты для номенклатурных работников. Ежемесячно, в дополнение к должностному окладу, из которого вычитался подоходный налог и платились партийные взносы, партийные, военные, дипломатические и другие высшие чиновники, а также директора крупнейших предприятий получали в синем конверте вторую, точно такую же общую сумму, но из нее не вычитался налог и не требовалось платить партийные взносы. Хрущев, незадолго до своего смещения, отменил денежные сталинские синие конверты, но расширил другие привилегии номенклатуры.
С директором столичной «столовой лечебного питания», заведения, курируемого Девятым управлением КГБ, очень милым человеком, чуть старше меня, я позже познакомился. На мой стыдливый вопрос, как такая «авоська» может существовать при развитом социализме, когда для всех граждан должны быть вроде равные материальные условия, он спокойно разъяснил мне принципиальную основу заботы о номенклатуре: «Если профсоюзы на крупных предприятиях создают для своих работников удешевленные и диетические столовые, к каждому празднику готовят продуктовые заказы для них, то почему ЦК и правительство не могут делать того же для своего аппарата?» …В тот день все, что сказал Андропов о материальном обеспечении номенклатуры, казалось фантастическим и меня не касающимся. Он понял мое состояние, поднялся с кресла. Я сделал то же самое. Юрий Владимирович вновь протянул мне ладонь для рукопожатия и сказал:
