Юрий Лубченков - Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна
Гордый Биргер, опытный и доселе непобедимый вождь, думал легко завоевать Ладогу и Новгород, почему и прислал к новгородскому князю Александру Ярославовичу послов со следующими надменными словами:
«Ратоборствуй со мною, если смеешь: я уже стою на твоей земле».
Александр не изъявил ни страха, ни гордости перед шведскими послами, но поспешил в новгородскую церковь Святой Софии, и в ней на коленях со слезами молился Богу об избавлении земли Русской от врагов.
Затем, приняв благословение от новгородского архиепископа Спиридона, вышел к своей малочисленной дружине и сказал:
– Нас немного, а враг силен. Но Бог не в силе, а в правде, идите с вашим князем.
Александр Ярославович не имел времени ждать помощи от великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича, отца своего. Даже не все новгородские воины успели собраться под знамена Александра. Он спешил выступлением, и к 15 июля 1240 года уже приближался к берегам Невы, где должен был встретиться со шведами.
В то время на реке Неве не только не было таких больших городов, как Петербург, но даже больших селений.
Лишь изредка попадались жалкие хижины ижорян, позже известных под именем чухонцев. Толпа их стояла при устье реки Ижоры. Все были плохо вооружены, за исключением знатного ижорянина Пелгуя, который был с копьем и мечом. Он со свои племенем назначен был охранять берега Финского залива и следить за движением шведов. Пелгуй, по-видимому, сильно беспокоился о чем-то, часто посматривал вниз по течению Невы, будто поджидая кого-то.
Где-то недалеко раздался конский топот, и вскоре показался отряд всадников, а немного погодя и пеших. Все были хорошо вооружены, многие в панцирях. Завидев их, Пелгуй обрадовался и набожно перекрестился. Это было новгородское войско во главе со своим князем Александром Ярославовичем. Увидев его, все сняли шапки и почтительно поклонились.
– Здравствуйте, здравствуйте, – ласково отвечал Александр на поклоны. – Ну, что, Пелгуй, не видно еще врагов?
– Всю ночь не смыкал глаз, княже, а не видел их.
– Спасибо тебе и всем вам за верную службу. А теперь отдохните – моя дружина покараулит.
Ижоряне разошлись, остался подле князя лишь один Пелгуй.
– А ты, старина, почему не идешь отдыхать? – спросил его Александр. – Чай, больше всех умаялся.
– Да хотел бы я тебе, княже, слово молвить по тайности.
– Хорошо, говори, старина, – ответил Александр и сделал своим дружинникам знак, чтобы те удалились.
– Всю ночь я смотрел, – начал Пелгуй, – не идут ли вороги. Везде стражу расставил, а сам все присматривал, как бы кто не проглядел, не заснул. А чтобы не заснуть, молитвы про себя творил. Но немного их я знаю, хотя и сподобил меня Господь окреститься, и, благодарение Богу, я не в такой теперь тьме, как мои братья – ижоряне. Ну, да Господь Бог с простого человека не взыщет… Итак, творю, какие знаю, молитвы. И так-то на душе сладко стало: все еще спит, ни одна пташка не чирикает, рыбка не всплеснет водой. А я все твержу «Отче наш» да «Богородицу». А Он, Творец-то наш, все слышит, и так-то сладко на душе. Смотрю я, княже, и вдруг вижу, что на реке что-то зачернело. Сначала будто точка махонькая, потом стало видно, что это лодка. Только лодка небольшая, людей в ней немного, так что нам не опасно. Если это вороги, думаю, и мы вдруг кинемся на них, то живо сладим. Поэтому я и не делаю тревоги, поджидаю, когда лодка сравняется с самой серединой нашей засады – с тем местом, где я стою. Наконец можно уже было рассмотреть, сколько людей в лодке: четверо гребут, один рулем правит. Все одеты в черное, а посередине лодки стоят два молодых и красивых витязя. На них так и блестят червленые одежды. И кажется мне, будто их лики мне знакомы, как будто я где-то их видел. Старший и говорит младшему: «Брат Глеб, вели грести скорее. Да поможем сроднику нашему Александру». И как только услышал я эти слова, то будто завеса с очей моих спала. Вспомнилось мне, где я этих витязей видел: в святом храме на иконе святых благоверных князей Бориса и Глеба. Всплеснул я руками, взглянул опять на реку, а на ней нет уже ни ладьи, ни следа ее. Обуял меня ужас и трепет великий. Слышу, как бьется сердце, дрожу весь и в то же время сладость неописанную чувствую на душе. Такую сладость, что, кажется, велика была бы благодать Господня, если бы я мог умереть в ту самую минуту. До самого твоего приезда не был я спокоен. Теперь будто легче стало на душе… Что велишь делать, княже?
Князь размышлял несколько минут, затем начал говорить:
– Знаю я тебя, человек ты хороший, благочестивый. Может, действительно сподобил тебя Господь Бог узреть святых Его страстотерпцев… Да, полны чудесами творения Господни. Но не нам с тобой судить, точно ли это от Бога. Об этом судить может только одна святая церковь. Поэтому молчи пока о том, что увидел.
– Прости, княже, за мое худое слово: не лучше ли рассказать об этом ратникам? По крайней мере, они приободрились бы и смелее бы стали биться, и Бог даровал бы нам победу.
Улыбка появилась на устах Александра, и лицо его засияло чем-то неземным.
И показалось в эту минуту старому Пелгую, что он похож на представившихся ему ночью святых.
– А разве без рассказов не дарует, если восхочет? Храбра моя дружина, молодцы все на подбор, но я надеюсь на одного только Бога, – проговорил Александр и отпустил Пелгуя отдыхать.
А сам князь долго стоял, то размышляя, то улыбаясь.
Много старых знакомых нашел Пелгуй в княжеской дружине. Тут были и удалые слуги княжеские – Савва и Ратмир, и ловчий княжеский Яков Полочанин, смелый и искусный как на охоте, так и на войне; и новгородские витязи Сбыслав и Миша. Сбыспав славился своей богатырской силой и ростом, он выходил обыкновенно на
битву с одним топором. Но страшен был для врагов этот топор! Был тут и неустрашимый витязь Гавриил Олексич.
Александр, оставив небольшой отряд у берега реки для наблюдения за неприятелем, остальное войско скрыл в лесу. И вот часовые донесли, что враги уже показались.
Издавна славились шведы своей храбростью и воинским искусством. Когда еще они назывались норманнами, от их набегов трепетала почти вся Европа, во Франции, Германии и других странах во время богослужения в церквах читали особую молитву об избавлении страны от ярости норманнов.
Гордо плыли шведы на своих кораблях – шнеках. На первой стоял сам Биргер, рядом с ним – молодой, но уже сильный и прославленный в боях его сын и католический епископ Спиридон, который больше всех хлопотал о войне, делая это в угоду римскому папе.
Берег, по-видимому, был пуст, никто не мешал шведам высаживаться из шнек. Они стали выходить на берег, не принимая никаких предосторожностей. Они знали, что войско новгородского князя небольшое, так что трудно было предположить, чтобы он пошел им навстречу. К тому же им казалось, что самые удобные минуты для нападения на них были во время их высадки, а этого не случилось.
