Светлана Кайдаш - Свет успеха, или Исповедь счастливой женщины
В школе преподаватели прочили ему большое светлое будущее, но его мечта посвятить себя биологии так и не сбылась. Мой брат сразу после успешного окончания школы женился. Вскоре у него родился замечательный сын Виталий, но в дальнейшем семейная жизнь брата не сложилась. Он запил, разошелся с женой, так и прожив всю оставшуюся жизнь в одиночестве, в пьяном угаре, еле-еле сводя концы с концами. Затем он потерял работу, да и особо к ней никогда не тянулся, жил на случайные заработки. Жизнь для него стала бессмысленной и неинтересной. Ему постоянно казалось, что в этой жизни все ему чем-то обязаны.
Каждый раз, возвращаясь в свой любимый город, я встречалась с братом. Передо мной был спившийся человек, с осунувшимся серым лицом и холодным, безучастным взглядом. Его единственным желанием было найти где-нибудь деньги, чтобы купить бутылку дешевого вина. Одинокий, несчастный человек. Мои попытки помочь ему бороться с недугом под названием «алкоголизм» провалились. Встречая его, я слышала одни и те же слова:
– Сестренка, дай на хлебушек.
Брат не оправдал надежд и чаяний родителей, и неизвестно, кто здесь прав, а кто виноват. Совсем недавно, холодной, дождливой осенью, пришла грустная весть: Слава умер в своей убогой квартире в полном одиночестве. После многих лет, став сама мамой, я начала понимать, что слепая, безумная любовь к детям, наша безмерная забота о них не дает им возможности взять ответственность за свою жизнь. Это отнимает у них самостоятельность, стремление и желание жить радостно, быть сильным перед любыми испытаниями и невзгодами.
Вспоминаю, как я тяжело хворала и мама меня выхаживала. Стояла морозная, снежная зима. Однажды я проснулась и увидела, что в доме никого нет. Забралась на окно, встав ногами на широкий холодный подоконник, путаясь в белой длинной ночной рубашке, открыла форточку и, высунув в нее голову, принялась долго и громко плакать. Мне казалось, что весь мир забыл про меня. Было страшно, потому что я одна. Прохожие останавливались под окном, смотрели на меня, жалели и говорили:
– Не плачь, девочка, мама с папой обязательно придут!
А я, вся продрогшая от мороза, рыдала навзрыд до тех пор, пока не вернулась мама, убегавшая в аптеку. Потом еще долго я лежала с очень высокой температурой.
Мне запомнилась соседка по дому, старая бабушка, которая каждый раз, когда я выбегала на улицу, одиноко сидела возле подъезда. Старушка подзывала меня и нежно к себе прижимала. Одета она была всегда в одну и ту же теплую поношенную кофточку и цветастую юбку, поверх которой был неизменный белый фартук. Бабушка не имела своих детей и доживала жизнь в одиночестве. Обняв и гладя меня по головке, она горестно вздыхала и приговаривала:
– Сладкая девочка, умненькая девочка, хорошенькая моя.
Ее старческие худенькие руки тянулись в карман передника, из которого она изымала помятые карамельки, пряники или леденцы. Она часто и долго смотрела на меня и говорила:
– Ты – ладная девочка, и пусть Господь тебя бережет!
Мне в то время не хватало заботы, и я, прижавшись к ней, долго могла сидеть, боясь пошевелиться. Ее теплая, мягкая рука тихо гладила мои пышные волосы. Однажды она подарила мне маленькие бусы из цветных камешков, сказав при этом:
– Носи их, девочка. Это будет тебе память обо мне.
Буквально через несколько дней бабушка умерла, а я, узнав об этом, долго и безутешно плакала, не понимая, почему такие светлые и добрые люди уходят из жизни. Бусы, подаренные ею, долго хранились в моих игрушках, но со временем были потеряны. Теплые воспоминания об этой старушке до сих пор живут в моем сердце.
Помню также, как в нашей коммуналке, на кухне, родители собирались с соседями, дядей Романом и его женой. Сосед работал фотографом. У меня до сих пор хранятся мои ранние фотографии, сделанные им. Они сидели на кухне и обсуждали последние новости в стране и за рубежом, политику, подъездные скандалы. Папа до хрипоты защищал непонятных капиталистов, говоря, что у них есть много прав, обсуждал, чем наша страна отличается от других. Он часто по ночам включал приемник, долго настраивал, и сквозь хрипы раздавалось:
– Говорит радиостанция Би-би-си.
Я усаживалась возле него и тоже слушала радио. Там говорилось о разоблачении очередного советского шпиона, об очередном съезде партии русских, о том, что в стране многое скрывают от народа, и о том, что какие-то китайцы вновь нарушают нашу границу.
Мне очень нравилось сидеть у папы на коленях, прижавшись к нему, и в этот момент чувствовать себя такой взрослой и защищенной. Еще бы, мне разрешили слушать радио! А самое главное – я была дома со своей любимой семьей.
И в выходные и в рабочие дни папа по утрам вставал очень рано, в 5 часов. Летом иногда он будил меня, и мы отправлялись с ним на берег реки Урал. Город еще спал, а я, гордо и весело подпрыгивая, шла рядом с ним. Мы брели по пустынным улицам, и папа рассказывал мне интересные истории. Я тогда не умела плавать, но смело вместе с отцом бросалась в прохладную воду, брызгаясь и визжа от восторга. Папа в те годы был очень красивым мужчиной с атлетической фигурой. Каждый раз, когда мы заплывали далеко, я крепко держалась за его шею и успевала только бойко бить ножками по воде. Для меня редкое общение с отцом было настоящим праздником. Потом мы с ним возвращались с купания, переодевались, и меня отводили в детсад, а папа спешил на работу.
Ранней весной родилась моя младшая сестренка Ирина, и наша маленькая комната наполнилась детским плачем. Под потолком появились натянутые веревки, на которых сушились пеленки, подгузники из марли, распашонки. Веревки иногда лопались, и все постиранные вещи оказывались на полу. Я собирала их и начинала развешивать на спинке кровати, диване и раскладывать на сундуке.
В комнате еле-еле помещались двое взрослых и трое детей. Было невыносимо душно и сыро. Маленькая кроватка сестренки была втиснута между моим диванчиком и шифоньером.
В квартире уже не оставалось места для игр в моих любимых куколок, потому что на сундуке были сложены постиранные распашонки и гора пеленок.
Иногда, когда сестренка плакала, я пеленала ее сама в розовые фланелевые пеленки, меняла марлевые подгузники, и мама стала все чаще и чаще оставлять ее со мной. В это время на улице играли дети, мои подружки, а мне приходилось возиться с новорожденной сестрой. Однажды поздно вечером я решила успокоить заплакавшую малышку, взяла этот тяжелый теплый и живой сверток в руки, но не удержала и уронила на пол. Малютка от удара закатилась криком, а я, испугавшись наказания, быстро подняла ее с пола и с трудом опять затолкала в кроватку. Сама шмыгнула под одеяло и сделала вид, что сплю. Вошла мама, взяла сестренку на руки и стала укачивать, так и не поняв, что случилось. С того момента я боялась брать ее и, когда сестренка плакала, обнимала ее, целовала теплые маленькие розовые щечки и пела песенку. Это успокаивало ребенка, и девочка быстро засыпала.
