Георгий Гречко - Космонавт № 34. От лучины до пришельцев
Чтобы впредь я не обманывал, мама побила меня веревкой. Била символически, мне не было больно, но было невыносимо обидно! Я не мог слова сказать против мамы, но свою обиду выместил на веревке. Схватил ее, выбежал на улицу и бросил под трамвай… Вот так я на всю жизнь получил первый урок из десяти заповедей: не лгать.
После войны у нас было уже две комнаты в коммунальной квартире, по тем временам – это было просто богатство. Мы чувствовали себя олигархами. Это как сейчас – трехэтажный особняк на Рублевке. Таким образом, у меня была своя комната, свои книжные полки. Я собирал сначала фантастику и приключения, а потом и научно-популярные книги. Циолковского, Перельмана, жизнеописание академика Крылова… Сейчас я понимаю, что поначалу мама пробуждала во мне интерес к научно-популярным книгам – но так незаметно, что я был уверен в том, что все выбираю самостоятельно.
Однажды отец нашел у меня книгу «Луна», и там на первой странице стояла надпись НИИМС. Он спросил меня: «Как тебе удалось взять книгу в нашей библиотеке? – Я не брал. – Но здесь же написано НИИМС – НИИ метрологии и стандартизации. – Папа, да это же я придумал НИИ Межпланетных сообщений!..» Он не верил, пока не сходил в свою библиотеку. А шутливое общество межпланетных сообщений я после войны увидел в мультфильме «Полет на Луну», где академика-космонавта озвучивал замечательный артист Яншин, которого мне посчастливилось не раз видеть на сцене МХАТа.
Книги… Я знал места, где их можно купить или выменять у букинистов, ходил на толкучки. Особенно интересовали меня книги про полеты, про планеты, книги по астрофизике. Мне удалось раздобыть даже два тома из знаменитой энциклопедии «Межпланетные сообщения» под редакцией Николая Алексеевича Рынина. Эти тома выходили мизерным тиражом и быстро становились библиографической редкостью. Даже у Королева не было полного Рынина – только три тома! Профессор Рынин жил в Ленинграде, я знал об этом. На последней странице «Межпланетных сообщений» было указано: «Отзывы направлять по адресу Ленинград, улица Жуковского… дом… квартира…».
Мне очень нужно было расспросить его: в какой институт мне нужно поступать, чтобы выучиться на ракетостроителя? Я долго собирался к нему сходить, но робел. Наконец, решился. Это было в 1947-м году. Дошел до дома, нашел дверь и стушевался. Не осмелился побеспокоить профессора, редактора такой книги. Вышел на улицу. Но тут я понял, что не знаю, как же стать ракетостроителем? И все-таки позвонил в дверь. Мне открыли, но на цепочке. На мою просьбу поговорить с Николаем Алексеевичем тихий женский голос ответил, что он умер в блокаду. Я ушел растерянным и потрясенным.
Несколько лет назад я был в ЛИИЖТе, где когда-то работал Рынин. Как мне сказали, там, в библиотеке были девять томов «Межпланетных сообщений». Мне очень хотелось на них посмотреть. Но библиотекарь не нашел ни одного тома: все разворовали.
Спасибо матери с отцом
Мой отец был удивительным человеком. Он прошел всю войну, был ранен, контужен, но вернулся практически здоровым, если можно после стольких лет войны остаться здоровым. Был награжден боевыми медалями и орденом, но только по праздникам их надевал. После войны защитил кандидатскую. Экономил на ботинках, на трамвае, никогда не пил газированную воду. Можно было подумать, что он жадный. Но… у нас много-много лет был маленький черно-белый телевизор «Ленинград». А своему брату он подарил большой цветной телевизор. Он экономил на себе, а отдавал родным, вот такой был человек.
Отец не возлагал на меня надежд. Он говаривал: «Были у отца три сына, двое умных, а третий футболист», и показывал на меня. Хотя в футбол я играл два раза в жизни и оба раза меня уносили с поля с подбитыми ногами. На третий раз я решил, что играть больше не буду.
Он говорил: «Сын, из тебя ничего путного не выйдет, потому что ты слишком много газет читаешь, зря тратишь время и ходишь на каждую премьеру Аркадия Райкина». Мама меня водила и в оперу, и в консерваторию, но ему запал в голову Аркадий Райкин… А еще однажды мы с мамой были в Музкомедии, и этим низким жанром (оперетка!) отец тоже меня попрекал. Такова была система ценностей ленинградской интеллигенции: существует только классика. Эстрада, оперетта, комедии – это низкопробное развлечение, на которое стыдно тратить время. Замечательный артист Аркадий Райкин был для него символом всего легкомысленного и легковесного.
Слава Богу, что папа на машине времени не мог перебраться в наш XXI век. Шутка, конечно. Но вернись мой отец в наше безвременье, он сказал бы: «Не за это я воевал…».
Стихи на полях:Годы нашей жизни – памятные даты,
Мы на вас, ребята, смотрим сверху вниз,
Если б в сорок первом я не стал солдатом
Вы на свет, ребята, вряд ли б родились.
Свет роняют звезды на леса и хаты,
Между ними спутник в черной высоте,
Если б в сорок первом я не стал солдатом,
Вряд ли бы Гагарин в космос полетел.
Папа, мама и я уже после возвращения папы с войны, но до моего полета в космос
Не вдохновляли отца и мои космические увлечения. Даже, когда я стал работать в КБ Королева, он упрямо продолжал считать меня непутевым. Упрекал, что я не остался в институте, в аспирантуре. А я не обижался. У нас было такое воспитание: отец и мать – это святое. Это сейчас можно выгнать их на улицу, а мы росли в другое время.
Но, конечно, когда я вернулся из первого полета в космос, папа был даже счастливее меня. Его беспутный сын, который что-то где-то взрывал, где-то тонул, где-то носился на мотоцикле, летал через руль. Ломал себе руку, когда прыгал со шкафа на диван, готовясь в парашютисты, и ногу, когда уже прыгал с парашютом, – оказался годен для большого Дела.
Во время второго моего полета отец умер – под Новый год. Мне, конечно, об этом не сообщили. В полете нельзя сообщать такое. И радость от счастливого возвращения на Землю оборвалась во мне, когда я узнал о горькой потере.
Родители дали мне чисто ленинградское образование. Например, когда из репродуктора лилась музыка, мать всегда экзаменовала меня: какое это произведение, кто композитор. А музыка в те годы в репродукторе не прекращалась. И я полюбил музыку. Мама постоянно водила меня в театр, в музеи. И к этому я пристрастился на всю жизнь. В каждом городе, где я бываю, обязательно хожу в музей. А без театра жизни не представляю. Например, Евгений Лебедев в роли Холстомера меня потряс – а ведь я к тому времени уже побывал в космосе и потрясти меня было непросто.
Я могу предъявить претензии своим родителям за «неправильное» воспитание, потому что они не развили во мне черты, которые необходимы для современной жизни. Предавать я не умею, убивать тоже, даже врать не могу. Из-за этого всегда думаю, как жить-то буду в современных российских реалиях без таких качеств? Шутка, конечно. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды.
