Адольф фон Эрнстхаузен - Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943
Дожди на Кавказе
Набежавшие дождевые облака преобразили окружавший нас ландшафт с обескураживающей быстротой. По всем ущельям понеслись бушующие горные потоки, перебраться через которые можно было только по переброшенным через них стволам деревьев. Сам Пшиш в одночасье вздулся, намного выйдя из тех берегов, в которых он ранее протекал. Все ущелье реки стало, по существу, громадным озером. Все это произошло столь быстро, что мы даже не успели вывести из нашего лесного лагеря вьючных животных и орудийные передки и не смогли перебросить в безопасные места стоявшие в низине у реки орудия. Полевые орудия нам затем удалось частично перекатить с помощью их обслуги на небольшие возвышенности, так что они стояли там только по оси колес в воде. Но занимавшие позиции за ними тяжелые полевые гаубицы вода накрыла выше стволов.
Возвышенность, на которой мы находились, оказалась со всех сторон окружена водой. Мы жили практически на острове. Сразу стало гораздо труднее осуществлять снабжение продовольствием и боеприпасами. Поначалу еще выручали вьючные животные, которые пробирались по живот в разлившейся воде. Потом доставлять грузы стало возможно только тягачами. Поскольку «хиви» остались вне пределов нашего острова, пришлось задействовать наших артиллеристов на переноске снарядов и прочих боеприпасов в рюкзаках. Двое из них утонули при переправе через залитое водой ущелье.
При осуществлении этих снабженческих операций один унтер-офицер проявил себя как особенно прилежный и надежный младший командир, который, впрочем, вопреки его желаниям при проведении занятий и освоении различной техники и снаряжения мог использоваться как передовой наблюдатель. Однажды этот человек обратился ко мне:
– Господин майор, я прошу перевести меня в егеря.
– Почему?
– Я получаю только сокращенный паек.
Этому предшествовали следующие обстоятельства. Из-за трудностей со снабжением и все ухудшающегося положения с продовольствием на родине объемы и ассортимент войсковых пайков были значительно сокращены. Командир нашей дивизии ввел ранжирование пайков: первый, самый большой по объему и ассортименту, включавший в себя даже сигареты и алкоголь, предназначался для участников боев – пехотинцев или артиллерийских наблюдателей; второй – для остального боевого персонала; а третий для тыловиков и – штаба дивизии!
Ответ унтер-офицера заставил меня задуматься.
– Вы совершенно правы. В сложившихся условиях это явная несправедливость, когда вы и ваши люди, делающие тяжелейшую работу, получают меньше, чем части на передовой, у которых сейчас наступило затишье. Я позабочусь о том, чтобы этот порядок был изменен.
– Здесь дело не в жратве, господин майор. Но когда на военной службе человек получает неполный паек, то это значит, что он лишь наполовину солдат. Но я не хочу быть наполовину солдатом. Такого я не заслужил. Я всегда был хорошим солдатом. О том, чтобы быть наполовину солдатом, для меня речи нет.
Все мои уговоры на этого человека не действовали. Он оставался при своем мнении.
– Кто не заслуживает полного пайка, тот всего лишь наполовину солдат. Я не хочу быть половинным солдатом. Я прошу перевести меня в егеря.
Я доложил о его желании вышестоящим командирам вплоть до дивизии. Уже на следующий день этот унтер-офицер сражался вместе с егерями, которые вели тяжелейшие бои за гору Индюк. Для людей, которые добровольно настаивают на своем переводе в ряды практически смертников потому, что не желают быть наполовину солдатами, там было самое место.
Наша собственная мобильность в результате наводнения была изрядно ограничена. Тем не менее я решил, чтобы хоть как-то нарушить навязанное природой однообразие нашего бытия, нанести давно обещанный ответный визит командиру разведывательного батальона. К этому времени он стал уже командиром боевой группы нашего участка фронта; хотя я не был ему подчинен, но мы должны были «совместно осуществлять боевые действия». Чтобы добраться до его расположенного примерно в километре за нами командного пункта, нам пришлось брести по ущелью Пшиша по колено в воде. Над сверкающей поверхностью воды поднимался невысокий куполообразный земляной холм, примерно метров шести в диаметре, и на этом природном пьедестале стоял, одинокий и неподвижный, как отлитый из бронзы памятник, один из тех двугорбых азиатских верблюдов, которые использовались для перевозки тяжелых грузов. Это была внушающая уважение, почти величественная картина одного из тех углубленных в самого себя существ, на которого природная катастрофа не произвела никакого впечатления, не говоря уже о том, чтобы как-то реагировать на двух забавных человечков, бредущих, понося все на свете, по колено в воде. Животное не повело и глазом. Оно буквально не удостоило нас и взгляда.
– Как может выглядеть система мировоззрения такого существа? – спросил я. – Оно возносится над бренностью бытия куда выше, чем мы.
– Естественно, – ответил мой адъютант. – Оно к тому же и гораздо больше нас. А что есть мировоззрение? Сплошная тупость.
Только подойдя поближе, мы заметили рядом с верблюдом какие-то неопределенные очертания, внезапно пришедшие в движение, и разглядели желто-коричневую монгольскую рожу, которая приветствовала нас широкой, до ушей, улыбкой и оскалом белоснежных зубов. Рожа была окаймлена засаленным тюрбаном и клочковатой черной бородой. Парень, которому принадлежало это лицо и который предстал перед нами, выпрямившись во весь рост, был небольшой, коренастый, очень сильный и немыслимо грязный. Он был плотно и тепло одет в разнообразные лохмотья, серые от грязи, которые прекрасно маскировали его на местности.
– Он вместе со своим верблюдом приписан к разведывательному батальону, – сказал мой адъютант. – Оба пережидают непогоду на свой собственный лад.
Я отдал этому сыну природы половину пачки сигарет. Он благодарно улыбнулся, но тут же знаками дал нам понять, что у него нет спичек. Мой адъютант подарил ему свою зажигалку.
– Пусть это будет мой подарок. Иначе ему пришлось бы скурить все сигареты подряд, одну за другой. А у меня в рюкзаке есть еще две зажигалки.
Удивительно, как монгол (очевидно, из среднеазиатских или калмыцких формирований, созданных немцами из числа предателей. – Ред.), не произнеся ни одного слова, которые мы все равно бы не поняли, исключительно выражением лица смог выразить свою безграничную благодарность. Раздобыть несколько сигарет и зажигалку в его положении было бы весьма затруднительно.
Командир разведывательного батальона приветствовал нас полной чашей вина. Он оказался большим жизнелюбом.
