Михаил Лямин - Четыре года в шинелях
Неопределенное положение Великих Лук, продолжавшееся почти две недели, стало порождать всевозможные нелепые слухи. Их разжигали немецкие листовки, в изобилии сбрасываемые над городом. За чтение их сейчас никто не преследовал. На листовки просто не обращали внимания. Не хотели верить и тому, что за нашей спиной, не далее как в трех километрах, стоят отборные дивизии врага. И не просто стоят, а занесли над Великими Луками меч.
Так смотрели на вещи солдаты. Но залпы с запада и листовки с самолетов делали свое дело среди гражданского населения. Энтузиазм, с каким принялись люди за восстановление советских порядков в городе в первые дни после освобождения, стал снижаться. Этому способствовали шепотки тех самых крепких мужичков-жалобщиков, что плакались в жилетку по своим курам и огурцам.
В политотделе появлялся растерянный Сметанников.
- Помогайте, товарищи. Опять потек народ из города. А это на руку местным бандитам.
- А что же Прилюстенко? - интересовались в политотделе.
- Воюет. Расстрелял нескольких грабителей.
- Как расстрелял? Без суда и следствия?
- Так вооруженное же сопротивление.
- Ну, знаете ли, товарищи, это перегиб.
- Вот и прошу помощи.
Конечно, жалобы Сметанникова не были совсем неожиданными. О непорядках в городе и перегибах Прилюстенко кое-что слышали и в штабе дивизии, и в политотделе, и в трибунале. Но все были увлечены крепостью, и тыл, так сказать, отходил на второй план.
А у него, у города, отбитого у врага, была своя жизнь. Он жадно стремился к обновлению, хотел быстрее сбросить с себя путы, освободиться от всей ненавистной накипи, покрывшей его тело и душу за время оккупации. А накипь приросла к кое-кому накрепко и сейчас, в самые критические для города дни, давала о себе знать.
- Говорят, Гитлер прислал в Новосокольники десять дивизий. На днях двинет на Луки.
- Откуда ты знаешь?
- Ванька Кривой перебежал сегодня ночью.
- Слушай больше ванек.
- А ты слушай не ванек, а пушки, что ухают под Маленками. Чуешь? Три километра.
- Ох, пресвятая богородица, уйти от греха подальше. И некоторые уходили. Деревня Маленки действительно была рядом и там на самом деле ухали пушки.
А это только и было нужно шептунам-мародерам. Тетка с салазками и ребятишками за город, а в ее квартиру мешочники.
- Что делаете, сволочи? - настигали воров солдаты Прилюстенко.
- Так мы ж в своей хате.
- Документы?
- Из оккупации мы, невольники.
- Пошли к Сметанникову.
И тут выстрел из-за печки. Падает наш боец. Разбегается банда. За ней погоня. Ищи в поле ветра. Переулки, закоулки, подвалы. Был человек и на глазах пропал.
Опять тыл и фронт, только с другой стороны. Арестовали Чурилова, но остались чуриловцы, презренное отродье гитлеровских холуев, готовое в любую минуту при удобном случае всадить в спину нож.
Но горсовет и комендатура продолжали действовать. Новое, наше было непреоборимым. Каждый день приводили грязных, обросших и ободранных пленных немцев. Откуда они появлялись? Из подвальных тайников, из крепости?
Да, и из крепости. Несмотря на приказ фон Засса расстреливать за одно слово "плен", гитлеровские вояки все-таки бежали из мешка. С большой предосторожностью, под покровом ночи, по скрытым ходам на реку Ловать, канализационным трубам, но все-таки бежали.
Их ловили все: и мальчишки, и женщины, и наши хозвзводовцы, и писаря. Приводили в комендатуру, в штабы батальонов и полков. Пленные рассказывали о критическом положении блокированных в крепости. Солдаты голодали. Все, что можно было пустить в котел, уже пущено. Вот-вот начнется людоедство. Мертвых не хоронят, а просто выкидывают на мороз. Тяжело раненных умерщвляют.
И все-таки крепость держалась. Демонстрировать штурм ее четвертый раз было и бесполезно и рискованно. Следовало ударить наверняка. И дивизия готовилась к такому удару.
Неделя прошла с пятого января, со дня третьей разведки боем. Нужен штурм. Грозные предупреждения сыплются из штаба армии. Хорошо, что уехал представитель Ставки. Слава богу, что, видимо, не знает о судьбе Великолукской крепости Москва. У нее другие заботы, - другой котел, фельдмаршал Паулюс, разгром немцев на Северном Кавказе. Нам особенно тяжело переживать свое бессилие.
Тринадцатого, кажется, все было готово для удара. Командование дивизии еще раз проверяло боевые порядки. Допрашивало последних пленных. Изучало разведданные из-за внешнего кольца окружения. Спешить и спешить.
Весь день тринадцатого шел смертельный бой у деревень Маленки и Фотиево. У тех самых Маленок, о которых уже знало гражданское население Великих Лук. Это по направлению к Новосокольникам.
Наши сдерживали одну атаку за другой. Немцы в этот день особенно часто вводили в бой танковые подразделения. Стоял мороз. Короткий день. К четырем часам пополудни уже темно. Схватки немного стихли.
Никто не предполагал, какой коварный маневр готовило немецкое командование. Исполнитель рискованных замыслов авантюрист фон Засс вытребовал у шефов прорыва в крепость немецких танков. По плану фон Засса, блокированный гарнизон крепости, усиленный танками, прорвется с боем навстречу контрударной внешней группировке своих.
Гитлеровское командование согласилось с этим сумасбродным замыслом и решило направить на вызволение обреченных двадцать танков. Срочно были закрашены свои опознавательные знаки и вместо них нарисованы красные звезды. Во главу колонны выставлены три трофейных Т-34. Пользуясь суматохой боя у Маленок и Фотиева, самоубийцы под покровом сумерек и поземки тронулись в путь.
Он прошел беспрепятственно более трех километров, этот так называемый отряд особого назначения. Приблизился к самому городу со стороны бывшего госбанка, рядом с рощей, и, должно быть, решив, что дело теперь в шляпе, открыл из пулеметов огонь по придорожным блиндажам, где находились артиллеристы.
Те вначале не поняли, что происходит. Танки будто наши, а лупят по своим. Но чего не бывает на войне.
Пока суть да дело, гитлеровские головорезы, как оказалось впоследствии - двадцатилетние эсэсовцы, позабавившись стрельбой, двинулись дальше. Казалось, на этом и потехе конец.
Но по-другому рассудил этот случай командир расчета противотанковой пушки старший сержант Николай Кадыров, парень из Ижевска. Он первым сообразил, что происходит под носом артиллеристов, и без чьего-либо приказа, на свой риск выпустил первый снаряд по головному танку. Удар пришелся по гусенице, пушка била сбоку. Танк закрутился на месте. Его начал обходить по обочине зимней дороги второй. То ли по неопытности, то ли в горячке водитель повел машину не правой стороной, а левой, той самой, откуда била пушка Кадырова.
